Есенин во время гражданской войны. Сергей есенин и его поэзия на дорогах войны. Похороны Есенина. Траурный митинг у памятника Пушкина

Лушников Олег Вадимович
научный сотрудник Института Истории и археологии УрО РАН

Тема гражданской войны огромна, сложна, противоречива, и настолько связана с личными взглядами исследователей, что подчас понимаешь - прошло уже почти 100 лет, а гражданская война все ещё идет. Продолжаются споры кто больше виноват - белые, или красные, кто начал первым террор, и кто был более жесток.

Гражданская война стала общенациональной трагедией, и для тех, кто находился у власти, и для интеллигенции, и для простого народа. В условиях не прекращавшейся в течение 7 лет внешней и внутренней войны рухнул весь сложившийся мир. Была разрушена экономика, поломаны личные судьбы, страна потеряла колоссальные ресурсы - материальные и человеческие. Гибель миллионов в братоубийственной схватке, разруха, голод, болезни, эпидемии, отбросили страну на десятки лет, и стали причиной новых кризисов (демографический, экономический и др.). В определенной степени тогда же были заложены и неизбежные методы форсированной индустриализации 1930 х гг. и сопровождавшие её жертвы.

Пока «большая политика» решала глобальные вопросы, жизнь простых людей превратилась в непрекращающийся кошмар. Документы пермских архивов (ГАПО и ГОПАПО), беспристрастно свидетельствуют о реалиях жизни общества в период нестабильности власти, отношении населения к политике белых и красных. Лейтмотивом всех документов этого периода является тема голода, разрухи, насилия, хаоса.

Комплексный анализ происходящего в стране был дан «по горячим следам» в «Обращении профессоров Пермского университета к ученым Европы и Америки» подписанного А.И. Сырцовым. «Всякая печать приостановлена; не выходит никаких газет, кроме „Правды“. Свободная проповедь в церкви влечет за собою тюрьму и расстрел… Малейшее проявление неудовольствия вызывает карательные экспедиции, которые производят массовые расстрелы и даже разрушения целых селений. При таких условиях единственный выход для населения - это восстание. И действительно - восстания не прекращаются… Захваченная большевиками страна расстраивается с каждым днем, благодаря полной дезорганизации жизни и плохому питанию производительность труда упала в 5 раз, в чем признается даже советская власть. Пассивное сопротивление или саботаж, проявляемые на каждом шагу, окончательно деморализовали народный труд. Безнаказанный захват чужого сделал труд бессмысленным. В связи с этим количество пищевых продуктов уменьшается с каждым днем и голод распространяется все шире и шире. В стране наблюдается уменьшение скота и зловещее сокращение запашек, что, впрочем, и понятно; кому охота пахать и сеять, раз он не уверен, что жатва достанется ему, а не будет отнята комитетами бедноты или реквизирована на нужды Красной армии… После ухода большевиков в оставленных ими местностях находят всюду трупы не только казненных, но замученных ими жертв. Особенно ужасны моменты, когда под давлением наступающих сибирских войск красноармейцы покидают местности, где они властвовали. Озлобление их достигает крайних пределов. Они насильно угоняют с собою жителей, набрасываются на мирных граждан, убивают их, вторгаются в дома, где нередко вырезывают целые семьи, насилуют женщин, разграбляют имущество. В деревнях к этому прибавляется ещё бессмысленное перерезывание того скота, который те не могут угнать с собою». (ГАПО. Ф. р-656. Оп. 1. Д. 33. Л. 1–9.)

Результатом такой политики стали и «Пермская катастрофа» красных в декабре 1918 г., и успешные мобилизация и наступление белых в Прикамье весной 1919 г. (ГАПО. Ф. р-656. Оп. 1. Д. 5. Л. 76.; Ф. р-746. Оп. 2. Д. 54. Л. 11, 11 об.), и удивительный накал страстей и готовность «самурайски» умереть, но не попасть к «красным извергам» среди части пермского крестьянства. (ГАПО. Ф. р-656. Оп. 1. Д. 4. Л. 298, 298 об.)

Летом 1919 г. самые непримиримые или погибли в боях, или ушли в Сибирь и эмиграцию. Уставшее от произвола военных население надеялось обрести мир под новой властью. Однако, вскоре после щедро раздающих обещания красных агиток (Ф. р-484. Оп. 2. Д. 19. Л. 1, 1 об.), люди и в селе и в городе снова столкнулись с реальностью «военного коммунизма». Инфляция, разруха, недостаток продовольствия (ГОПАПО. Ф. 557. Оп. 1. Д. 8. Л. 14.; Ф. 557. Оп. 1. Д. 3. Л. 117.), произвол власти (ГАПО. Ф. р-383. Оп. 1. Д. 20. Л. 271.; Ф. р-49. Оп. 3. Д. 19. Л. 2, 2 об.; Ф. р-656. Оп. 1. Д. 32. Л. 1–8; ГОПАПО. Ф. 557. Оп. 1. Д. 9. Л. 68.; Ф. 557. Оп. 1. Д. 138. Л. 77, 77 об.; Ф. 557. Оп. 1. Д. 50. Л. 63–65.) вызывают недовольство даже принявших было новую власть с надеждой рабочих и крестьян, которое часто перерастало в стихийные протесты, скрытую и открытую критику власти, рабочие забастовки и крестьянские восстания, массовое дезертирство из Красной армии и длительное партизанское сопротивление во многих уездах губернии (Чердынь, Оса, Оханск, Кунгур) (ГОПАПО. Ф. 557. Оп. 1. Д. 52. Л. 55.; Ф. 557. Оп. 1. Д. 7. Л. 69, 69 об.; Ф. 754. Оп. 2. Д. 5. Л. 195, 195 об.). Власть фактически не контролировала большую часть территории губернии, продолжая держаться на штыках карательных отрядов (ГОПАПО. Ф. 557. Оп. 1. Д. 52. Л. 158–159).

Комплекс документов пермских архивов высвечивает реалии продовольственной диктатуры, деятельность комбедов и продотрядов, выкачивание продовольствия из деревни и её голодные будни (ГОПАПО. Ф. 557. Оп. 1. Д. 52. Л. 53 об.) методы сбора продразверстки и отношение крестьян к бесчинствам продработников (ГОПАПО. Ф. 557. Оп. 1. Д. 50. Л. 29, 29 об. ГАПО. Ф. р-49. Оп. 1. Д. 534. Л. 78, 78 об.). В каждом документе - тр «Товарищи, везде и всюду проповедуется свобода, равенство и братство, но, к сожалению, я все не вижу ещё для крестьянина ни свободы, ни равенства, а водят его, беднягу, как поводливую лошадь, принуждают его в скором времени обмолотить хлеб и предоставить в то же время на ссыпные пункты хлеб, сено, солому, картофель, гонят на всевозможныя работы и заставляют подвезти топливо для всех казенных учреждений и даже должностным лицам и гонят на дежурство, в то же время оставив не более 1 лошади в хозяйстве, и требуют на фронт обмундирование для красных наших орлов, и требуется большое количество мяса. И вот в таком ошеломлении у крестьянина голова совсем скружилась, и бывает много из того что крестьянину некогда привезти воз сена и вязанку дров для своего хозяйства, и едет, бедный, среди ночи…» (ГОПАПО. Ф. 557. Оп. 1. Д. 38. Л. 89.)

«У нас в деревне беспорядки, пришли два солдата и увели у нас корову молоденькую, накладывают очень большие налоги. Если есть в амбаре пуд муки, то полпуда отбирают. Не знаем, как и жить, очень плохо… Житье очень плохое. Слово сказать сейчас нельзя, а то арестуют. Ещё у нас отбирают картошку и яйца. Петя, эта власть очень плохая». (ГОПАПО. Ф. 557. Оп. 1. Д. 53. Л. 29–30 об.)

Характерно и отношение народа к новой власти, с требованием разогнать советы бездельников и бюрократов и вернуть в село старосту, писаря и урядника. «Жуль набилась везде: в начальники, в комиссары и т.д., прохвосты, грабители, бывшие пьяницы, которые спали под лодкой на берегу; они комиссары, они и управители наши. Мужья наши, отцы наши, сыновья подневольно проливают кровь на фронте, а эти прокляты коммунисты в тылу околачиваются, свои шкуры спасают, по деревням ездят, спектакли устраивают, такие значит лентяи хотят просветить народ. Это только насмешки над нами, больше нечего, извольте ко теперь гонять на работы в такой холод и такой глубокий снег, шутки сказать, нам женщинам идти в лес дрова рубить - не валенок, не лаптей и кожаной обуви, а иди… В учреждении, где сидело 2 человека, все дела правили, а теперь 20 человек, и ещё говорят, что уже столько работы - и поесть некогда. Конечно, много работы, когда почти совсем безграмотные: придешь с какой-либо бумажкой, да и ходишь от стола до стола, тут и ясно как день, что он не знает ни „А“ ни „Б“!» (ГАПО. Ф. р.-737. Оп. 2. Д. 1. Л. 17–18 об.)

Выкачанное неоднократными повторными продразверстками из сел под бодрые громогласные рапорты (ГОПАПО. Ф. 557. Оп. 1. Д. 138. Л. 97.) продовольствие, привело к страшному голоду зимой 1919 и весной 1920 г. (ГОПАПО. Ф. 557.Оп.1. Д. 7. Л. 79). Умирающие от голода крестьяне были вынуждены покупать в соседних уездах хлеб втридорога, только бы сдать непосильную продразверстку (ГОПАПО. Ф. 557.Оп. 1.Д. 52. Л. 94–96.; Ф. 557. Оп. 1. Д. 138. Л. 21.). Катастрофически упали посевные площади. Бывшая губерния-производительница стала сама остро нуждаться в хлебе. (ГОПАПО. Ф. 557. Оп. 1. Д. 138. Л. 21.; Ф. 557. Оп. 1. Д. 138. Л. 38, 38 об.). В тоже время, отобранное у народа продовольствие активно и безнаказанно расхищалось теми, кто его «охранял» и распределял, тоннами гнило на складах, а после выбрасывалось в овраги на всеобщее обозрение голодающих. (ГОПАПО. Ф. 557. Оп. 1. Д. 52. Л. 94–96, 104–106, 133, 133 об.). Головотяпство отдельных руководителей и генеральная линия ЦК на «продовольственную диктатуру», как самый эффективный способ контроля за обществом, чуть было не сослужили Советской Власти плохую службу.

Характерны отзывы на «второе пришествие большевиков» год спустя. «1.07.20. Сегодня в Перми празднуют годовщину освобождения от кровавой Колчаковщины, иначе говоря - освобождение от крупчатки, масла, свободы и т.п. поэтому случаю сегодня и занимались только до часу, а с 2х начнутся веселья. Эх… да только молчать надо». (ГОПАПО. Ф. 557. Оп. 1. Д. 51. Л. 40, 44.)

«Нет, в прочих державах нет таких беспорядков как у Вас в Советской России. У Вас правление согласно народной поговорке: „Был я раньше жулик, лазил по карманам, а теперь в Совете главным комиссаром“… Долой войну, долой коммунистов! Да здравствуют белогвардейцы. Долой Ленина и Троцкого с кобылятиной! Да здравствует Колчак с поросятиной!». (ГОПАПО. Ф. 557. Оп. 1. Д. 53. Л. 4.)

Рост антисоветских и антисемитских настроений (ГОПАПО. Ф. 557. Оп. 1. Д. 10. Л. 32.; Ф. 557. Оп. 1. Д. 52. Л. 46–47), массовый выход из партии, как рядовых членов, так и ответственных работников (ГОПАПО. Ф. 557. Оп. 1. Д. 52. Л. 63–66; Ф. 557. Оп. 1. Д. 52. Л. 63–66 об.; Ф.557.оп.1.Д.55.л.77–79,134,135.; Ф. 557. Оп. 1. Д. 53. Л. 36 об.), недовольство властью в больной, голодной и раздетой армии (ГОПАПО.- Ф.557.оп.1.Д.52.л.104–106.; ГАПО. Ф. р-78. Оп. 3. Д. 22. Л. 41–42.) поставили под угрозу сам факт дальнейшего существования большевиков у власти. И лишь осознание В.И. Лениным опасности продолжения подобного курса и переход к НЭПу позволили смягчить отношения между российским обществом и его новой властью.

Великий поэт и Великая война

Когда началась война - ему вот-вот должно было исполниться девятнадцать. В автобиографических заметках, которые относятся к более позднему времени, он утверждал: «Резкое различие со многими петербургскими поэтами в ту эпоху сказалось в том, что они поддались воинствующему патриотизму, а я, при всей своей любви к рязанским полям и к своим соотечественникам, всегда резко относился к империалистической войне и к воинствующему патриотизму. Этот патриотизм мне органически совершенно чужд. У меня даже были неприятности из-за того, что я не пишу патриотических стихов на тему “гром победы, раздавайся”, но поэт может писать только о том, с чем он органически связан». В этих строках – опыт и восприятие 1923 года.

В 1914-м году, конечно, всё было не столь однозначно. Ведь эти тезисы Есенин составил в годы советской власти. Идти на конфликт с ней из-за трактовок Первой мировой войны он не намеревался, да и революционное мировоззрение поэта сказывалось. Он искренне критически – по-крестьянски! – относился к той войне. В незаконченной поздней поэме «Гуляй-поле» есть строки:

Крестьяне! Да какое ж дело

Крестьянам в мире до войны.

Им только б поле их шумело,

Чтобы хозяйство было цело,

Как благоденствие страны...

К таким обобщениям Есенин пришёл уже после Первой Мировой и Гражданской войн...

Но в автобиографии, вспоминая прошлое, он умалчивал о том, что не вписывалось в его новую систему убеждений. Не следует недооценивать политической прозорливости Есенина. Достаточно вспомнить, насколько ёмкое и точное определение он дал кризисным годам Российской империи:

И продал власть аристократ

Промышленникам и банкирам...

Здесь мы видим не лирика, не живописного «хулигана», каким представал Есенин в самых знаменитых своих стихах, но аналитика, способного к политическим афоризмам.

Однако перенесёмся во времена Великой войны, когда Есенин ещё не написал своих главных строк.

В октябре 1914-го ему исполнилось девятнадцать. Война разгоралась, в столицах патриотический подъём перемежался с паникой после первых трагических вестей с фронта. Есенин подлежал мобилизации. В первый раз он упоминает об этом в письме подруге юности – Марии Бальзамовой от 24 апреля 1915 года, из Петербурга, переименованного в Петроград: "В Рязани я буду 14 мая. Мне нужно на призыв...". Позднее, в июле 1915-го он рассказал в письме к В. Чернявскому: "От военной службы меня до осени освободили. По глазам оставили. Сперва было совсем взяли...".

Именно тогда он утверждал себя в литературном мире. Знакомства с маститыми поэтами, первые салонные выступления, первые публикации и искушения... Его воспринимали как «крестьянскую экзотику», а он примечал, быстро всё познавал, работал и на «дурную», и на истинную славу. О войне Есенин писал – но не в духе патриотической батальной героики. Он видел Вторую Отечественную через деревенские образы, далёкие от фронта, и всё-таки охваченные войной. Впрочем, он посвятил стихотворение – правда, не самое удачное – и бельгийской трагедии. Под впечатлением от первых месяцев войны Есенин напишет несколько стихотворений – почти все они быстро будут опубликованы. Пожалуй, лучшее из них и наиболее известное – «Молитва матери»:

На краю деревни
Старая избушка.
Там перед иконой
Молится старушка.

Молится старушка,
Сына поминает –
Сын в краю далеком
Родину спасает.

Молится старушка,
Утирает слезы,
А в глазах усталых
Расцветают грезы.

Видят они поле –
Это поле боя,
Сына видит в поле –
Павшего героя.

На груди широкой
Запеклася рана,
Сжали руки знамя
Вражеского стана.

И от счастья с горем
Вся она застыла,
Голову седую
На руки склонила.

И закрыли брови
Редкие сединки,
А из глаз, как бисер,
Сыплются слезинки.

Стихи в некрасовском духе – как народная песня. И знаменательно, что героя-воина Есенин – ещё не знакомый с армейским укладом – показывает через трагедию матери-старушки. Уж материнские слёзы он к девятнадцати годам повидал, тут был личный опыт...

На публикацию тогда обратили внимание. К новому соприкосновению с армией Есенин придёт уже известным поэтом.

В конце 1915-го стало ясно: службы не избежать.

В январе 1916 года один из его старших друзей, поэт Сергей Городецкий, обратился к полковнику Дмитрию Николаевичу Ломану, который служил штаб-офицером при Дворцовом коменданте и был уполномоченным по Царскосельскому военно-санитарному поезду № 143. Городецкий просил устроить Есенина санитаром в поезд, чтобы избежать отправки талантливого поэта на передовую.

Городецкий неспроста избрал для миссии «спасения поэта» именно Ломана. Полковник – убеждённый монархист и великосветский человек – был ценителем и знатоком искусств. Он увлекался русской стариной, в его доме частыми гостями были художники Васнецов, Рерих, Билибин, Нестеров... Фамилия «Есенин» не была для него пустым звуком – в стихах молодого крестьянского поэта тоже проступали милую его сердцу образы Руси.

Ломан не просто удовлетворил просьбу Городецкого – он решил стать покровителем молодого поэта и даже в глубине души мечтал внушить ему патриотические чувства, превратить в идейного монархиста. 16 января полковник направил в мобилизационный отдел Главного управления Генерального штаба ходатайство за № 56, в котором среди других призываемых в Царское Село санитаров была названа фамилия Есенина.

Но дело двигалось медленно – и в двадцатых числах марта Есенина призвали в запасной батальон, на военную службу. Тогда к Ломану обратился Николай Клюев, выступавший в салоне придворного полковника. Письмо он написал в своём вкусе, цветистое. Ломана привлекал затейливый стиль: «Прекраснейший из сынов крещеного царства мой светлый братик Сергей Есенин взят в санитарное войско с причислением к поезду № 143.
В настоящее время ему, Есенину, грозит отправка на бранное поле к передовым окопам. Ближайшее начальство советует Есенину хлопотать о том, чтобы его немедленно потребовали в вышеозначенный поезд. Иначе отправка к окопам неустранима. Умоляю тебя, милостивый, ради родимой песни и червонного великорусского слова похлопотать о вызове Есенина в поезд - вскорости.
В желании тебе здравия душевного и телесного остаюсь о песенном брате молельник Николай сын Алексеев Клюев».

Наконец, подтвердилось: Есенина призвали в санитары «царского» поезда. Служба полковника Ломана располагалась в удивительном месте – в Феодоровском городке на окраине Царского Села.

Этот сказочный городок построили в русском стиле, по проекту архитекторе Кречинского, к 300-летию династии Романовых. В 1915-м году его терема и храмы были новенькими, ещё пахли известью, тёсом и красками. Есенин прибыл туда 20 апреля (как видите, приказы исполнялись без спешки, с отсрочками). Ломан сразу же проявил радушие и уважение к поэту. Даже в автобиографии Есенин не забыл о Ломане – к тому времени расстрелянном: «При некотором покровительстве полковника Ломана, адъютанта императрицы, был представлен ко многим льготам».

В первые дни поэта не отягощали служебными поручениями – но пришло время и проездиться по России в больнице на колёсах, пропахшей лекарствами и смертью. Таков был "Полевой царскосельский военно-санитарный поезд № 143 Ее Императорского Величества Государыни Императрицы Александры Федоровны".

"Военно-санитарный поезд состоял из двадцати одного пульмановского вагона. Он был необычайно комфортабелен: синие вагоны с белыми крышами выглядели очень нарядно. Правда, после налета австрийской авиации крыши были перекрашены в защитный цвет", - свидетельствует сын полковника Ломана, замечательный мемуарист, крестник императрицы. Он выжил в революционную бурю, навсегда сохранил любовь к Есенину и даже приноровился к советской власти.

Итак, Есенин приказом по поезду назначен санитаром в шестой вагон. Работа изматывающая. Нужно было следить за чистотой, переносить тяжелораненых и больных, ухаживать за ними, получать и распределять пищу... Однако Есенина берегли, не слишком загружали работой. К нему установилось особое отношение.

Первая поездка Есенина к линии фронта в составе поезда № 143 началась 27 апреля 1916 года. Долгий путь, первое столкновение с кровавой прифронтовой реальностью... Сохранились приказы по поезду, сведения о маршруте: Царское Село - Петроград - Москва - Белгород - Мелитополь - Полтава - Киев - Ровно - Шепетовка, и снова Гомель - Орша - Петроград - Царское Село.

Есенин запомнил стоянку в цветущем весеннем Киеве. Санитары посетили Киево-Печерскую лавру, отстояли всенощную. Ломан вообще стремился приобщить молодых людей к вере – и Есенин перебирал в памяти полузабытые молитвы.

В санитарном поезде рязанский мальчишка увидел всю Россию, вплоть до морских далей. Вместе с санитарами и ранеными горемыками он побывает и в Крыму. Увидит море.

Но главное – это не колокольный звон, не южные красоты, не берега Днепра, воспетые любимым Гоголем.

Поэт впервые увидел предсмертные страдания, кровь, мужество и трусость, увидел смерть. Эти картины перевернут его сознание: он и писать отныне станет по-новому. Не по-клюевски, а по-есенински резко.

До середины лета он жил на колёсах, а потом Ломан посчитал за благо видеть поэта ежедневно с тайным желанием представить поэта императрице... С июля началась служба Есенина в Феодоровском городке – в канцелярии и лазарете. Здесь его навещали друзья, здесь Ломан приобщал его к светской жизни и баловал деликатесами – вплоть до недурных вин.

А 22 июля 1916 года состоялось легендарное выступление Есенина перед двумя императрицами и другими членами царской семьи. Легендарное – потому что сведения о нём разноречивы. Но знают об этой встрече едва ли не все знатоки поэзии Есенина – особенно после красочного (и не во всём правдоподобного) биографического телесериала о поэте.

То был день тезоименитства вдовствующей императрицы-матери Марии Фёдоровны, которой Есенин уже был представлен стараниями неутомимого Ломана. На празднике присутствовала и императрица Александра Фёдоровна с дочерьми. Патриотически настроенный полковник выдержал программу в русском стиле: ансамбль балалаечников под управлением Василия Андреева и Есенин, который не только читал стихи, но и вёл концерт. Все были одеты в народном стиле и говорить старались велеречиво, как в былинах.

Есенин преподнёс Александре Фёдоровне специальный экземпляр первой книги поэта – «Радуницы». Вторым даром было стихотворение «Царевнам», написанное золотой славянской вязью в богато оформленном «адресе».

Стихотворение вроде бы не самое яркое, но таинственное:

В багровом зареве закат шипуч и пенен,
Березки белые горят в своих вещах,
Приветствует мой стих младых Царевен
И кротость юную в их ласковых сердцах
Где тени бледные и горестные муки,
Они тому, кто шел страдать за нас,
Протягивают Царственные руки,
Благословляя их к грядущей жизни час.
На ложе белом, в ярком блеске света,
Рыдает тот, чью жизнь хотят вернуть…
И вздрагивают стены лазарета
От жалости, что им сжимает грудь.
Все ближе тянет их рукой неодолимой
Туда, где скорбь кладет печать на лбу.
О, помолись, святая Магдалина,
За их судьбу.

Концерт царственным дамам пришёлся по душе.

Полковник Ломан сиял, он даже написал специальное прошение на «высочайшее имя» Александры Федоровны с просьбой о поощрительном подарке поэту. И даже наметил подарок – золотые часы «Павел Буре» с цепочкой и с изображением двуглавого орла. Вскоре после вечера в реестре Ломана Есенин значился уже не санитаром, а писателем.

А часы прислали осенью, но Есенину они не достались... То была последняя осень империи. Ломан получил часы передал их поэту, но Есенин отдал их на сохранение полковнику – на время. А потом – февральская революция. И при обыске часы нашли в сейфе Ломана. Представители новых властей хотели вернуть часы Есенину – но найти его было сложно. У недавнего санитара началась бурная, скитальческая жизнь. «Вернуть их не представилось возможным за необнаружением местожительства Есенина», - сказано в докладной записке. Но всё это было в другой жизни – после революции. А летом 1916-го Петроград быстро узнал о «падении» Есенина.

Вольнолюбивый поэт продался, унизился перед императрицей, стал «развлекать» семью тирана, - так трактовали царскосельскую встречу недруги и даже недавние друзья Есенина.

Литературный мир, по большей части, агрессивно относился к любым проявлениям уважения к монарху и его семье. Таким был устоявшийся климат в столицах во время войны – по крайней мере, с середины 1915 года.

Возмущению либеральной общественности не было предела. Есенина даже вторым Распутиным называли – видели его ряженым мужиком при государыне.

В автобиографии Есенин не мог умолчать об этом событии – слишком известном. Он написал уклончиво: «По просьбе Ломана однажды читал стихи Императрице. Она после прочтения моих стихов сказала, что стихи мои красивые, но очень грустные, Я ответил ей, что такова вся Россия. Ссылался на бедность, климат и проч.». Из стихов, которые Есенин читал в тот день, самое грустное – это «Русь», маленькая поэма, в которой прямо говорится о страданиях народа, не только в годы войны. Пожалуй, это лучшее стихотворение Есенина той поры – написанное в самом начале войны, оно, несомненно, перекликалось с тяжкими впечатлениями санитарного поезда.

По селу до высокой околицы
Провожал их огулом народ…
Вот где, Русь, твои добрые молодцы,
Вся опора в годину невзгод.

Это о крестьянах, уходивших в солдаты.

Есенин уже готовил к печати новый сборник – «Голубень». И, по некоторым свидетельствам, намеревался посвятить его императрице. Он понимал, что такой шаг закрыл бы для него двери издательств – но склонялся к «союзу» с царской семьёй. Правда, после февральских событий 1917-го об этом Есенин не вспоминал. При этом от просьб Ломана написать стихи во славу монарха и сражающейся армии и Есенин, и Клюев дипломатично отмахивались.

О более поздних событиях в автобиографии Есенин повествует так: «Революция застала меня на фронте в одном из дисциплинарных батальонов, куда я угодил за то, что отказался написать стихи в честь царя». Это, скорее всего, художественный вымысел. Дисциплинарные наказания Есенин получал – за опоздания после увольнений. Но незадолго до отречения Николая II Ломан намеревался послать его... в Могилёв, к императору – чтобы поэт увидел царя во всём героическом великолепии похода. Но дисциплина в армии к тому времени расшаталась, и Есенин сумел уклониться от этой поездки. Так что свидетелем февральской революции он стал в непосредственной близости от её главных героев – столичных политиков.

При Временном правительстве Есенина направили в школу прапорщиков, но тут уж он действительно дезертировал, окончательно порвал со службой: "В революцию покинул самовольно армию Керенского и, проживая дезертиром, работал с эсерами не как партийный, а как поэт...". Этот тезис автобиографии близок к истине, как и запоминающиеся строки «Анны Снегиной» про первого в стране дезертира:

Свобода взметнулась неистово.

И в розово-смрадном огне

Тогда над страною калифствовал

Керенский на белом коне.

Война "до конца", "до победы".

И ту же сермяжную рать

Прохвосты и дармоеды

Сгоняли на фронт умирать.

Но все же не взял я шпагу...

Под грохот и рев мортир

Другую явил я отвагу -

Был первый в стране дезертир.

Правда, перед этим Есенин немного усложнил судьбу своего лирического героя:

Война мне всю душу изъела.

За чей-то чужой интерес

Стрелял я в мне близкое тело

И грудью на брата лез.

Я понял, что я - игрушка,

В тылу же купцы да знать,

И, твердо простившись с пушками,

Решил лишь в стихах воевать.

Я бросил мою винтовку,

Купил себе "липу", и вот

С такою-то подготовкой

Я встретил 17-ый год.

Стрелять в ту войну ему вряд ли довелось. Но настроение последних двух лет войны здесь схвачено. О войне до победного конца Есенин и не мечтал. Какой он видел послевоенную Россию?

Понимал ли, что ослабленная, лишённая армии страна подпасть под власть немцев, да и поляков?

Политическим символом веры Есенина в те дни была революция с крестьянским уклоном. По-видимому – нечто вроде левоэсеровской стратегии.

О войне Есенин вспоминал часто – во многих стихах и поэмах. Но это были краткие экскурсы в прошлое. Героический эпос его не интересовал: военные события он воспринимал всё-таки тыловыми глазами. Но война проявилась и в его судьбе, и в судьбе народа.

Военный опыт пронизывает многие стихи и поэму о России, о Руси. Конечно, военную тему заглушила другая музыка: революции, Гражданская война, разруха, нэповский разгул... И всё-таки «Анна Снегина» начинается с непарадных воспоминаний о Великой войне, в которой поэту довелось поучаствовать. Такое не забывается.

Специально для Столетия

В России готовятся отмечать 120-летие Сергея Александровича Есенина. Наверное, спмого народного русского поэта ХХ века. Столь же великого, сколь и трагичного. О непростой судьбе Есенина, нашедшей отражение в его стихах, написано немало. В чем же была основная трагедия поэта? В его разгульном характере, множестве безрассудных поступков, за которые он потом раскаивался в стихах? Конечно, и в этом тоже. Но многим из нас знакомо подобное - натворить дел, а потом сожалеть. Можно сказать, это одна из черт русского характера, которая вполне была присуща и Есенину. Однако, вряд ли это составляло главную трагедию поэта.

Сергей Александрович безумно любил Родину. Любовь к России, к Руси - одна из основных тем его произведений. Чем же была Родина для поэта, что он подразумевал под этим понятием?

Может быть, власть, или, как сейчас принято говорить, «систему»? Есенин действительно с большими надеждами смотрел на революционные события в России и построение грядущего «нового мира». Однако, как часто бывает, мечты сменились разочарованием:

Я верил... я горел...
Я шел с революцией,
Я думал, что братство не мечта и не сон,
Что все во единое море сольются —
Все сонмы народов,
И рас, и племен.
Пустая забава.
Одни разговоры!

При этом Есенин в некоторой степени был обласкан советской властью, и сам отвечал ей стихотворными реверансами. Но здесь можно говорить скорее о некоем симбиозе: власти был нужен талантливый народный крестьянский поэт, а Есенин нуждался во влиятельных покровителях. Но, не сдерживая себя, он высказывался и вполне определенно:

Пришли те же жулики, те же воры
И вместе с революцией
Всех взяли в плен...

Ваше равенство - обман и ложь.
Старая гнусавая шарманка
Этот мир идейных дел и слов.
Для глупцов - хорошая приманка,
Подлецам - порядочный улов.

Может, Родина ассоциировалась у Есенина с народом? Будучи выходцем из деревни, он, безусловно, любил крестьян и русский народ в целом. Но и прекрасно видел его недостатки, особенно явно обнаружившие себя в те тяжелейшие времена. Стяжательство, забота о низменном, безразличие, подлость - проявление подобных черт в народе невероятно расстраивало поэта. Свои эмоции Есенин нередко высказывал в весьма жестких строчках:

Пусть те, кому дорог хлев,
Называются гражданами и жителями
И жиреют в паршивом тепле.
Это все твари тленные!
Предмет для навозных куч!

Все вы носите овечьи шкуры,
И мясник пасет для вас ножи.
Все вы стадо!
Стадо! Стадо!

Разве нынче народ пошел?
Разве племя?
Подлец на подлеце
И на трусе трус.

Никуда не пойду с людьми,
Лучше вместе издохнуть с вами (волками - прим.).

И даже одно из своих произведений поэт красноречиво назвал "Страна негодяев"...

Родина для Есенина - идеал. Но русский народ, прекрасный в своих лучших проявлениях, однако не лишенный неприглядных недостатков, не может сам по себе олицетворять ее. Что же тогда остается? Березки, поля и реки? Родина не может ассоциироваться лишь с этим, и Есенин это прекрасно понимал.

Возьму на себя смелость предположить, что главной жизненной трагедией Сергея Есенина было непонимание того, что представляет из себя Родина, Россия, которую он так метафизически и всеобъемлюще любил. Собственно, поэт это и не скрывал:

Но люблю тебя, родина кроткая!
А за что — разгадать не могу.

Обуреваемый великим и пылким чувством, Есенин не мог найти ответ на вопрос, что же является объектом его любви. «Русь моя, кто ты? Кто?»… Пожалуй, все творчество поэта сопровождали поиски ответа на этот вопрос. Порою чувство Родины у Есенина неосознанно связывалось с детскими впечатлениями: «…Я нежно болен вспоминаньем детства».

Возможно, именно в этом ощущении поэт был наиболее близок к ответу. Ведь Родина, как мне кажется, - это прежде всего вековая традиция, традиционный уклад жизни, культура. В отрыве от этого ничто: ни власть, ни народ, не может олицетворять Родину. И, пожалуй, в своих нежных детских воспоминаниях Есенин мог бы найти ту воспеваемую им Русь, которую искал всю свою недолгую и трагичную жизнь.

Сергей Есенин – один из основоположников крестьянского направления в русской литературе. В его творчестве можно выделить любовную лирику, где тесно переплетаются тема Родины и тема природы, где сильны философские мотивы. Однако немало его стихотворений посвящены и теме войны, которую он видел собственными глазами. Именно их мы решили перечислить в одной подборке.

1. «Молитва матери» . Самое популярное и запоминающееся стихотворение поэта о войне. Читатель чувствует горе матери, которая волнуется за своего сына-воина. Данное произведение по праву можно считать одним из самых проникновенных на тему материнской любви не только в творчестве самого Есенина, но и во всей сокровищнице русской литературы. Читать текст стиха…
2. «Воспоминание». Название стихотворения говорит само за себя: Есенин вспоминает страшное событие в жизни своего народа – Октябрьскую революцию 1917 года. Перед взором поэта встает «омраченный Петроград», он чувствует тревогу за будущее своих сограждан. Не зря многие считают, что гражданская война может быть страшнее, чем борьба между разными государствами, ведь это раскол внутри единого народа. Читать текст стиха…
3. «Страна негодяев» . Данная поэма Есенина также посвящена теме гражданской войны. В то время Россия переживала переходный период, который способствовал плюрализму общественных мнений. Поэт показывает много интересных личностей, рожденных революцией: это и бандит-анархист Номах, и сочувствующий коммунистам доброволец Замарашкин, и большевистский комиссар Чекистов. Каждый имеют свой взгляд на развитие отечества, но все на деле оказываются, к сожалению, негодяями. Читать текст стиха…
4. «Бельгия». Одно из самых оптимистичных стихотворений поэта о стране, перенесшей войну. Чувствуется восхищение Есенина Бельгией: пусть она и побеждена, но «не рабыня», ее «душа» даже в свете перенесенных бед все равно «чиста как снег». В творчестве поэта есть схожие по тематике произведения «Греция» и «Польша». Первая страна манит Есенина своей историей: упоминаются мифические персонажи Ахиллес и Гектор, читатель видит сраженную Трою. Вторая страна названа им «светлым сном», поэт верит в ее победу над кровавым пленом. Однако именно в «Бельгии» чувствуется преклонение перед гордой державой: она названа «храброй», а дух ее «свободный» и «могучий». Читать текст стиха…
5. «Баллада о двадцати шести». Она посвящена шестой годовщине расстрела бакинских комиссаров. Снова в творчестве Есенина встает зловещий 1918 год – год кровавого мятежа, бесчинств и невинных жертв. Обращается поэт к художнику Якулову – автору проекта памятника 26 бакинским комиссарам в столице Азербайджана. Рефреном повторяются строки о страшной несправедливости – «26 их было. 26. Их могилы пескам не занесть». Примечательно, что, по данным очевидца П.И. Чагина, баллада была написана за одну ночь. Читать текст стиха…
6. «Богатырский посвист». Даже в военных стихах Есенина ясно прослеживается его любовь к природе. В стихотворении «Богатырский посвист» особо интересен образ дуба: именно с его помощью поэт хочет показать мощь, силу, непоколебимость русского народа. Данное произведение можно поставить в один ряд с народными песнями или русскими былинами.