Армия барона унгерна. Роман фон унгерн штернберг. Происхождение и учёба

Следующий исследователь борьбы с Р.Ф. Унгерном оказался еще более суров. Монография Б. Цибикова была написана в 1947 году. В то время советская литература была переполнена обличением зверств фашизма. С точки зрения автора, Унгерн был предтечей фашистской идеологии и, соответственно, просто обязан был быть кровавым палачом. К чести Б. Цибикова надо заметить, что он не фальсифицировал данные, черпая информацию из прессы 20-х годов. Например, он заявлял, что по приказу Унгерна в Урге было убито свыше 400 человек. Автор очень подробно описывал расправы над евреями, приводя конкретные фамилии. Б. Цибиков красочно рисовал картины того, как солдаты Азиатской дивизии, беря за ноги, разрывали детей на две части, а сам Унгерн руководил медленным сожжением на костре пойманного на дороге случайного путника с целью выпытать у него, где хранятся деньги .

Подобные тенденции сохранились и в литературе 90-х годов. Автор монографии "Политическая история Монголии" С.К. Рощин писал, что Р.Ф. Унгерн был "тиран, маньяк, мистик, человек жестокий, замкнутый, пьяница (в молодости)" . При этом автор не отказывал барону и в некоторых положительных качествах - аскетизме, бешенной энергии, храбрости.

В 90-е годы у исследователей появился доступ к воспоминаниям современников Р.Ф. Унгерна, а самое главное, на них можно было свободно ссылаться в публикациях. Неожиданно выяснилось, что соратники барона были не менее строги к его деятельности, чем советская литература.

Впервые адекватное освещение жизнь и деятельность Р.Ф. Унгерна получили в беллетризированной книге Леонида Юзефовича. К сожалению, подход автора к воспоминаниям современников барона был практически лишен критики. В произведении А. Юзефовича Унгерн был запечатлен точно таким, каким он был отражен в воспоминаниях соратников. При этом оценка деятельности барона была в целом положительная . Автор монографии "Барон Унгерн фон Штернберг" Е.А. Белов был осторожен со свидетельствами соратников барона. Но ему изменила объективность в описании действий Азиатской конной дивизии во время похода в Россию. На основании показаний Унгерна на допросах автор делает вывод о том, что "на временно захваченной территории Сибири Унгерн вел себя как жестокий завоеватель, убивал целые семьи коммунистов и партизан, не щадя женщин, стариков и детей" . В действительности, расстрел по приказу Р.Ф. Унгерна трех семей из десятков поселков, занятых дивизией, был исключением (здесь барон руководствовался какими-то неизвестными нам, но весьма конкретными причинами). Кроме того, Е.А. Белов в описании злодеяний барона на советской территории ссылался на самого недобросовестного мемуариста Н.М. Рибо (Резухина). Отсюда и описания массового грабежа мирного населения, изнасилования женщин, пыток и даже сожжения на костре старика бурята. Все это не подтверждается другими источниками и потому достоверным считаться не может.

С.Л. Кузьмин, редактор сборников документов и автор вступительной статьи к ним, сознательно дистанцировался от мемуаристов, уделяя основное внимание военной и политической деятельности Р.Ф. Унгерна .

Несмотря на большое количество публикаций по данной теме, личность и некоторые аспекты деятельности Р.Ф. Унгерна так и остаются в тени. До сих пор не хватало информации, чтобы подтвердить или опровергнуть традиционный штамп "кровавого барона", распространившийся как в советской литературе, так и в воспоминаниях современников Унгерна. Положение изменило издание документов и мемуаров, осуществленное под редакцией С.Л. Кузьмина в 2004 году. Теперь появилась возможность осветить и эту сферу деятельности Р.Ф. Унгерна, отделить факты от мифов. Сколько жертв было у "кровавого барона", кто именно пал от его руки, чем руководствовался Унгерн, определяя наказания врагам, собственным подчиненным и "случайным людям", и, наконец, насколько его деяния являлись исключительными на фоне Гражданской войны - на эти вопросы позволит дать ответ данный материал.

Опубликованные С.Л. Кузьминым документы делятся на два блока 1) документы; 2) мемуары. В свою очередь, в собрании документов выделяются материалы следствия и суда над Р.Ф. Унгерном. Знакомство с этими источниками оставляет странное впечатление. Все три группы документов изображают нам свой собственный образ барона, не схожий с остальными.

Биографические материалы, документы о деятельности Р.Ф. Унгерна во главе Азиатской конной дивизии и его переписка рисуют барона как целеустремленного человека, стратега, талантливого командира и организатора. От вождей Белого движения А.В. Колчака, А.И. Деникина, Н.Н. Юденича Р.Ф. Унгерн отличался тем, что был убежденным монархистом и не мыслил для России никакого другого государственного устройства. Главнокомандующие белых армий стояли на позициях непредрешенчества, считая, что армия не должна участвовать в политике. Барон с самого начала революции уже имел свой план создания Срединного Царства, объединяющего все кочевые народы монгольского корня, "по своей организации неподверженные большевизму" . Эти кочевые народы должны были в дальнейшем освободить Россию, а затем и Европу от "революционной заразы".

Воплощать свой план в жизнь Унгерн начал еще на Кавказском фронте. В апреле 1917 года им был сформирован отряд из местных жителей айсаров, блестяще зарекомендовавший себя во время боевых действий . Его инициативу поддержал есаул Г.М. Семенов, писавший А.Ф. Керенскому по поводу национальных формирований и 8 июня 1917 года выехавший в Петроград для проведения в жизнь этих планов. Деятельность Р.Ф. Унгерна и Г.М. Семенова была продолжена после Октябрьской революции уже на Дальнем Востоке, где они вступили в борьбу с советской властью.

11 ноября 1918 года в письме П.П. Малиновскому Р.Ф. Унгерн интересовался подготовкой мирной конференции в Филадельфии и находил нужным послать туда представителей от Тибета и Бурятии. Другая идея, которую Унгерн подбрасывал своему корреспонденту, была мысль об организации женского общества в Харбине и налаживании его связей с Европой. Последняя строчка письма гласила: "Политические дела занимают меня целиком" .

В ходе Гражданской войны Р.Ф. Унгерн начал готовить своих офицеров для работы с монголами. Как видно из приказа по Инородческой дивизии от 16 января 1918 года (вероятно ошибка, в действительности 1919 год), ее командир уделял особое внимание обучению личного состава монгольскому языку . С января 1919 года Унгерн был назначен Семеновым ответственным за работу золотых приисков, находившихся под контролем атамана .

Очевидно, что потенциальными противниками Унгерна и Семенова были не только большевики, но и колчаковцы. В случае успешных действий Восточного фронта и захвата Москвы, к власти пришли бы республикански настроенные генералы из окружения А.В. Колчака. К продолжению войны с революцией в любом лице Унгерн готовился, формируя отряды из бурят, монголов и китайцев.

По поводу ухода частей Азиатской конной дивизии в Монголию полной ясности нет. Это был период краха Белого движения на Дальнем Востоке. Его руководители не были уверены в завтрашнем дне и начали искать пути отхода. В своей монографии Белов приводит сведения о том, что в этот период Унгерн просил австрийское правительство дать ему визу на въезд в страну, но разрешения не получил . Решение барона ехать в Австрию могло быть продиктовано и другими мотивами. Е.А. Белов приводит проект международного договора, составленного в штабе Г.М. Семенова. В нем предусматривался ввод в Россию войск Великобритании, Франции, Америки и Японии с целью реставрации монархии и с последующими аннексиями территории . Возможно, в Европе Унгерну предназначалась роль дипломата, которую он уже играл с февраля по сентябрь 1919 года во время своей поездки в Китай .

С.Л. Кузьмин считал, что по приказу Семенова Унгерн должен был провести партизанский рейд через Монголию с целью перерезать железную дорогу, а затем поднять восстание против большевиков в районе Иркутска - Нижнеудинска - Красноярска . Г.М. Семенов писал, что у него существовал единый план на случай поражения белого движения на Дальнем Востоке. В этом случае база белой армии должна была быть перенесена в Монголию. По словам Семенова, соглашение об этом было достигнуто между представителями княжества Хамба, властями Монголии, Тибета и Синцзяна. В походе должны были принять участие отряды китайских монархистов генерала Чжан Куй-ю. Монголия должна была быть освобождена от китайских республиканских войск, после чего боевые действия планировалось перенести на территорию Китая. Операция по захвату Монголии готовилась в полной тайне . Все изложенное Семеновым вполне подтверждается дипломатическими усилиями, предпринятыми Унгерном после занятия Урги.

Этому "Монгольскому" плану не суждено было воплотиться в жизнь в своем полном виде из-за отказа в поддержке Семенову как японцев, так и китайских монархистов. Вместо того, что бы "отступать на Ургу", сам атаман бежал в Китай, а большая часть его войск оказалось в Приморье. Падение Читы произошло гораздо раньше, чем ожидал Г.М. Семенов, поэтому партизанский рейд Азиатской конной дивизии превратился в самостоятельную операцию по созданию в Монголии новой базы белого движения.

После взятия Урги Р.Ф. Унгерн активизировал свою дипломатическую деятельность. К китайским и монгольским князьям и генералам им были разосланы эмиссары. Барон разослал письма многим видным деятелям Монголии и Китая. Ламе Югоцзур-хутухте, назначенному Богдо-гегеном командующим войсками восточной окраины Халхи. Барон писал о том, что его дипломатическое содействие необходимо для договора с главой монархистов Шэн Юнем, князьями Ару-Харачийн-ваном и Найман-ваном. Унгерн в своем письме провозглашал соединение Тибета, Синьцзяна, Халхи, Внутренней Монголии, Барги, Маньчжурии, Шаньдуна в единое Срединное государство. Барон предусматривал и возможность временного поражения в борьбе с революционерами: "Временные неудачи всегда возможны, поэтому, когда Вы соберете у себя достаточное количество войска, я мог бы, в случае неудачи, отступить с остатками халхасцев к Вам, где оправился бы и, соединившись с Вами, стал продолжать начатое святое дело под Вашим руководством" . План Унгерна на объединение сил российской контрреволюции, монголов и монархистов Китая был рассчитан на длительный срок. Поход в 1921 году в Россию был лишь первым шагом по практической реализации этих проектов. Измена собственных офицеров не дала барону возможности предпринять последующие шаги в этом направлении.

Многие современники считали поход Унгерна в Забайкалье авантюрой. Но на этот вопрос может быть и иной взгляд. Исследовавший деятельность белой эмиграции В.Г. Бортневский отмечал, что 1921 год эмигранты начали в твердой уверенности в близости нового похода против большевиков. Эта надежда подкреплялась известиями о восстании в Кронштадте, массовыми крестьянскими выступлениями и волнениями рабочих, распрями в партийном руководстве . Материалы сборника "Сибирская Вандея" показывают, что в 1920-1921 годах Сибирь была охвачена антибольшевистскими восстаниями. Освобожденные от белых области уже испытали все "прелести" продразверстки. Во главе восстаний становились бывшие партизанские командиры. Было очевидно, что в 1921 году после сбора урожая борьба начнется с новой силой. Эту крестьянскую массу и хотел возглавить Унгерн. Он не мог предвидеть, что политика советской власти изменится и произойдет переход к нэпу.

Многие действия Р.Ф. Унгерна были рассчитаны как раз на крестьянские массы. В ходе восстаний в Сибири неоднократно выдвигался лозунг "За царя Михаила" , и Унгерн поднял флаг с вензелем Михаила II (хотя династия Романовых совершенно не стыковалась с созданием Срединной империи). Распространенными лозунгом был "против жидов и комиссаров" . Немедленно антисемитом стал и Унгерн. В войсках Семенова была еврейская рота, агентами самого Унгерна были братья Вольфовичи, но в Урге барон устроил показной еврейский погром. В приказе N 15 он предписывал уничтожать евреев вместе с семьями .

В случае успеха на российской территории Р.Ф. Унгерн не мог мечтать, подобно другим белым военачальникам, дойти до Москвы. Его задачей было создание Срединного государства, а лишь затем освобождение от революции Китая, России и Европы. В своем походе он должен был остановиться, например, на линии Урала. Освободить эту территорию от советской власти теоретически было возможно, но выдержать наступление пятимиллионной Красной Армии нельзя. Унгерн должен был опереться на помощь одного из великих государств. Скорее всего, им должна была стать Япония. Кому, как ни ее императору, было заботиться о восстановлении разрушенных престолов? В 1932 году в одной из частей Китая японцам удалось реставрировать монархию. На престол марионеточного государства Маньчжоу-Го был посажен представитель династии Цинь Пу И.

Последний по времени исследователь деятельности Р.Ф. Унгерна С.Л. Кузьмин считал, что одним из побудительных мотивов, заставивших барона совершить поход в Сибирь, стала неверная информация, сообщаемая перебежчиками. Они говорили о слабости советской власти и недовольстве населения . Анализ документов Сибирского бюро ЦК РКП (б) и Сибирского революционного комитета позволяет предположить, что Унгерн был очень хорошо осведомлен о положении в ДВР.

Продовольственный кризис в ДВР вызвал конфликт в командовании армией и в высшем партийном руководстве. В конце апреля 1921 года Политбюро в Москве приняло решение о замене главнокомандующего ДВР Г.Х. Эйхе В.К. Блюхером, "так как армия близка к разложению" . В связи с принятым решением в среде коммунистов ДВР произошел раскол. По распоряжению Дальбюро Эйхе был подвергнут домашнему аресту. 30 апреля 1921 года И.Н. Смирнов по прямому проводу сообщал В.И.Ленину и Л.Д. Троцкому о том, что благодаря бездеятельности Эйхе армия разлагается, его авторитет окончательно упал. Г.Х. Эйхе внедрил во всех штабах семеновцев и каппелевцев, что парализует доверие военных масс к командованию. Смирнов требовал сместить Дальбюро, отозвав его членов вместе с Эйхе в Москву . В свою очередь, Г.Х. Эйхе телеграфировал Л.Д. Троцкому, что правительство Буфера игнорирует указания центра и идет по сепаратистскому пути, ярко проявляется "партизанское-интриганское течение" (о котором он неоднократно докладывал). Работа по реорганизации партизанских отрядов в регулярные части встретила яростное сопротивление в верхах партизанского командования, которое решилось на настоящий переворот в армии, как сообщал Эйхе .

Весной 1921 года ДВР переживала серьезный кризис, вызванный, в том числе, и действиями Азиатской конной дивизии в Монголии. В свете всего вышеизложенного замысел Унгерна имел вполне реальные очертания. Именно так его и оценивал РВС 5-й армии в своем письме Ленину: "В случае успеха Унгерна, высшие монгольские круги, изменив ориентацию, сформируют с помощью Унгерна правительство автономной Монголии под фактическим протекторатом Японии. Мы будем поставлены перед фактом организации новой белогвардейской базы, открывающей фронт от Маньчжурии до Туркестана, отрезывающей нас от всего Востока" . Еще пессимистичнее выглядело сообщение Смирнова в ЦК РКП (б) 27 мая 1921 года. Он заявлял, что внутреннее положение ДВР хорошо известно противнику. Положение армии ДВР Смирнов расценивал как безнадежное и предсказывал катастрофические последствия .

Унгерна судили дважды. Первый суд над бароном был совершен его соратниками. Офицеры Азиатской дивизии, составив заговор, решили убить своего командира. Еще многие годы после этих событий в своих мемуарах они продолжали осуждать барона за безжалостность и жестокость. Второй суд состоялся в Новониколаевске 15 сентября 1921 года. На этот раз Унгерна судили его враги коммунисты.

Защитник Унгерна на суде в Новониколаевске говорил: "Человек, во время долгой своей военной карьеры подвергавший себя возможности постоянно быть убитым, фаталист, который на свое пленение смотрит, как на судьбу, конечно лично не нуждается в защите. Но в защите нуждается, в сущности говоря, та историческая правда вокруг имени барона Унгерна,... которая создалась" .

Вот ради этой исторической правды исследователь часто должен принимать на себя функции следователя, что в деле Унгерна просто необходимо, так как его враги как в белом, так и в красном лагере были заинтересованы в искажении исторической действительности. Офицерам Азиатской конной дивизии нужно было оправдать свое восстание против командира во время боевых действий, а красные желали использовать "кровавого барона" в своей пропаганде.

На суде Унгерна обвиняли в том, что при наступлении его войсками в отношении населения Советской России (в качестве системы покорения) применялись методы поголовного вырезания (вплоть до детей, которые, по заявлению Унгерна, вырезались на тот случай, чтобы не оставлять "хвостов"). В отношении большевиков и "красных" Унгерном применялись все виды пыток: разламывание в мельницах, битье палками по монгольскому способу (мясо отставало от костей и в таком виде человек продолжал жить), сажание на лед, на раскаленную крышу и т.д.

Из этого делался вывод в том, что Унгерн виновен: "в зверских массовых убийствах и пытках а) крестьян и рабочих, б) коммунистов, в) советских работников, г) евреев, которые вырезались поголовно, д) вырезании детей, е) революционных китайцев и т.д.

Посмотрим, насколько доказаны были эти обвинения.

На допросе по поводу применявшихся им мер наказания Унгерн говорил, что применял смертную казнь. На вопрос по поводу видов казни он отвечал: "вешали и расстреливали". На вопрос "А применяли ли Вы монгольский способ бить до тех пор, пока не отлетят куски мяса?" - Унгерн, по-видимому, с удивлением, отвечал: "Нет, тогда он помрет...". Унгерн признавал, что сажал людей на лед и крышу . В допросе на суде Унгерна спрашивали о том, сколько палок он приказывал давать в виде наказания. Унгерн отвечал, что палками наказывали только солдат, били по телу и давали до 100 ударов . В литературе можно встретить указание на то, что 200 ударов ставят человека на грани смерти. Такое высказывание вызывает серьезные сомнения. Например, распространенное в России в XVIII - первой половине XIX веков наказание шпицрутенами (те же палки) приводило к смерти в районе 4000 ударов, известны случаи, когда выживали и получившие 12 000 ударов . Сведений о том, чтобы от наказания палками в Азиатской конной дивизии кто-то умирал, не имеется.

По-видимому, следователи так и не смогли понять смысл наказаний, накладываемых бароном. Они считали, что посажение на лед и на крышу было разновидностью пытки, поэтому иногда добавлялось "на горячую крышу".

Во время допроса обвиняемого судьи интересовались, за что Унгерн избил адъютанта во время Первой мировой войны. Его спрашивали: "Вы часто избивали людей?". "Мало, но бывало", - отвечал барон .

Неоднократно Унгерна спрашивали, приказывал ли он сжигать деревни. Он отвечал утвердительно, но при этом разъяснял, что "красные деревни" сжигались пустые, так как жители из них разбегались. На вопрос о том, известно ли ему, что трупы людей перемалывались в колесах, бросались в колодцы и вообще чинились всякие зверства, Унгерн отвечал: "Это неправда" .

Единственный конкретный вопрос о расстрелах семей был задан Р.Ф. Унгерну на допросе 27 августа в Троицкосавске. Барон признал, что 2 семьи (9 человек) в Новодмитровке он приказал расстрелять вместе с детьми. При этом он добавил, что в Капчарайской была расстреляна еще одна семья, о чем у следователей сведений не было.

Были расстреляны комсостав и политработники 232-го полка и помначштаба 104-го полка Каннабих. В Гусиноозерском дацане за грабеж обоза Унгерн приказал выпороть всех лам. За присвоение денег им был повешен сотник Архипов, отдан приказ расстрелять Казаградни за то, что тот служит и ему, и красным .

На допросах упоминалась лишь одна фамилия гражданского лица, казненного по приказу Унгерна. Это ветеринарный врач В.Г. Гей, старый член кооператива Центросоюз. Из ответа Унгерна можно заключить, что его спрашивали о том, было ли вызвано убийство Гея меркантильными интересами. Он ответил, что металлических денег у Гея почти совсем не оказалось. Вопросы о судьбе семьи Гея не задавались.

В сводке, составленной следователями по допросам Унгерна 1 и 2 сентября 1921 года, шла речь о том, что он сначала отрицал "избиение всего мужского населения поселка Мандал", а затем сознался, что это было сделано с его ведома . В этом случае барон, видимо, пошел навстречу следователям и взял на себя обвинение. М.Г. Торновский упоминает поселок Мандал, но без всяких комментариев. По-другому обстояло дело с захватом населенного пункта Маймачэн. Командир чахар Найден-ван провел этот рейд самостоятельно, без разрешения барона. Захват Маймачэна сопровождался грабежом и возможно убийствами мирного населения. После этого инцидента чахары были отправлены бароном обратно в Ургу .

Лишь однажды Унгерну задали вопрос о том, знал ли он о насилиях над женщинами, творимыми Л. Сипайловым. Унгерн отвечал, что такого не знает и считает эти слухи вздорными . Во время допроса он вспоминал, что была одна женщина, которую он приказал посадить на лед (провела ночь на льду замерзшей реки).

На вопросы о побуждениях его жестокости со своими подчиненными Унгерн отвечал, что он бывал жесток только с плохими офицерами и солдатами и что такое обращение вызывалось требованиями дисциплины: "Я сторонник палочной дисциплины (Фридрих Великий, Павел I, Николай I)". Этой дисциплиной и держалось все войско .

Как это ни странно, но следователи и судьи вовсе не приложили усилий, чтобы выяснить масштаб преступлений Унгерна. В опубликованных материалах следствия и суда отсутствуют показания свидетелей, лишь несколько раз упоминается о том, что они были. То, что барон отрицал вменяемые ему в вину грабежи и казни мирных жителей, а также сожжение сел вместе с женщинами и детьми, суд во внимание не принял. Конкретными преступлениями, в которых барон признал себя виновным, были расстрел трех семей (2 семьи из 9-ти человек, численность третьей неизвестна), своих соратников Архипова, Казагранди и кооператора Гея. Число расстрелянных по приказу Унгерна евреев, членов Центросоюза и пленных красноармейцев не устанавливалось. В материалах следствия указывалось, что пленных красноармейцев барон или отпускал, или принимал в ряды дивизии. Были случаи, когда он принимал на командные должности пленных коммунистов .

Представляется, что коммунисты-следователи были поражены скромностью "жестокостей" барона. Все выявленные преступления волне укладывались в повседневную практику самих большевиков. Но Унгерн на суде должен был соответствовать образу "кровавого барона" и служить пугалом для населения России. Отсюда и попытки придать дисциплинарным наказаниям, практиковавшимся бароном, вид пыток (сажание на раскаленную крышу, битье палками до отделения мяса), и явное, ни на чем не основанное многократное преувеличение жертв деятельности Унгерна.

Смертный приговор Р.Ф. Унгерну был вынесен в Кремле. 26 августа 1921 года В.И. Ленин передал по телефону Политбюро свое заключение по делу барона, заканчивающееся словами: "...устроить публичный суд, провести его с максимальной скоростью и расстрелять". На следующий день заключение Ленина в той же редакции было утверждено Политбюро . Партийные вожди совершенно не приняли во внимание, что 17 января 1920 года Совет народных комиссаров принял постановление об отмене смертной казни в отношении врагов Советской власти.

В этом отношении суд над Унгерном находился в сильном контрасте с похожим делом, слушавшимся в начале марта 1921 года. В советских газетах тот процесс освещался под заглавием "Кровавый пир Семеновщины". К суду были привлечены четырнадцать участников расправы над заключенными в Красных казармах города Троицкосавска 8 и 9 января 1920 года. В те дни было убито до 1000 человек. Городская дума для того, чтобы остановить казни, была вынуждена просить о вводе в город китайских частей. Хотя в руки советских властей попали далеко не главные виновники событий в Красных казармах, но и некоторым из них вменялось в вину участие в убийствах: заключенных рубили шашками, кололи штыками, били прикладами и пытались травить ядом. Итогом этого шумного процесса стал приговор: семерых подсудимых - к двадцати годам общественных работ, одного - к десяти годам, одного - к десяти годам условно, трое были оправданы, а один выслан из ДВР .

Суд соратников барона был строг, но можно предположить, что столь же мало объективен, как и большевистский. Многими исследователями замечено, что офицеры и чины Азиатской конной дивизии, оставившие свои воспоминания, имели непосредственное отношение к восстанию против Р.Ф. Унгерна. Они были заинтересованы в чернении барона, чтобы снять с себя ответственность за провал похода и убийство командира. Одновременно они пытались переложить на барона ответственность за все плохое, что было сделано дивизией во время похода в Монголию. Отсюда попытки представить Унгерна прирожденно жестоким человеком, проявлявшим это качество во все периоды своей жизни.

Что же смогли предъявить Р.Ф. Унгерну его судьи из белого лагеря? Выясняется, что весьма немного (в том случае, если мы это примем на веру). Действительно, по приказу барона людей не только вешали и расстреливали, но даже сжигали заживо. Оправдать эти действия невозможно, даже ссылаясь на чрезвычайную обстановку того времени. Но можно попытаться понять, почему Унгерн поступал так или иначе, чем он руководствовался в вынесении приговоров, какие цели ставил перед собой. Были ли правы современники барона, во главе с поэтом Арсением Несмеловым (А.И. Митропольским) утверждавшие, что Унгерн своими жестокими поступками просто удовлетворял свою садистскую страсть?

Главным обвинителем Р.Ф. Унгерна суждено было стать М.Г. Торновскому. Он в течение многих лет собирал материал, чтобы написать "беспристрастную" картину деятельности Азиатской конной дивизии. Из десяти конкретных лиц, убитых по приказу Унгерна и перечисленных Торновским (Чернов, Гей, Архипов, Ли, Дроздов, Гордеев, Парняков, Энгельгарт, Ружанский, Лауренц), у других мемуаристов встречаются: у А.С. Макеева - 6; у Н.Н. Князева - 3; у М.Н. Рибо- 2; у Голубева - 1.

М.Г. Торновский (1882 - после 1955) - выпускник Иркутского военного училища. В Первую мировую войну был командиром батальона на Русско-германском фронте. Получил чин полковника и был откомандирован для работы в Иркутском военном училище. После революции уехал в Харбин, где вступил в антибольшевистскую организацию "Комитет защиты Родины и Учредительного собрания". Позднее в армии А.В. Колчака командовал 1-м Егерским полком. В 1919 году был командирован в ставку Колчака, но по дороге получил известие, что адмирал расстрелян, и остался в Урге .

Во время осады города Унгерном Торновский был заключен китайцами в тюрьму, где провел около двух месяцев. 10 или 11 января 1921 года он был освобожден по приказу военного министра из Пекина. После объявления в Урге о приеме добровольцев в Азиатскую конную дивизию Торновский явился в штаб Унгерна и представился генералу Б.П. Резухину. Он был определен на должность начальника штаба. М.Г. Торновский вспоминал, что у него "не лежало сердце к семеновцам", так как их деятельность была ему хорошо известна. Сослуживец Торновского поручик А.И. Орлов и сотник Патрин, перешедшие в 1919 году от Г.М. Семенова к А.В. Колчаку, вообще бежали из Урги, чтобы не служить у Унгерна . Вызывает удивление, что барон назначил на пост начальника штаба незнакомого ему офицера. В глазах Р.Ф. Унгерна М.Г. Торновского компрометировало даже то, что он был членом "Комитета защиты Родины и Учредительного собрания". Не говоря уже о том, что по не совсем понятным причинам командир полка покинул театр боевых действий и в течение года занимался предпринимательством в Урге, в то время, как Азиатская дивизия вела непрерывные бои. Унгерн вообще очень подозрительно относился к колчаковским обер-офицерам, предпочитая не принимать их на службу. Скорее всего, Торновский был определен в штаб для более тщательной проверки. Через две недели работы, видимо, получив благоприятный отзыв Резухина, Унгерн назначил его в свой личный штаб. Сам Торновский признавал, что в его распоряжении не было ни одного человека и он не получал заданий (кроме допроса полковника Лауренца).

Унгерн был крайне холоден со своим новым подчиненным. 5 февраля Торновский поступил на службу в Азиатскую конную дивизию, а уже 17 марта он был ранен и выбыл из строя на два месяца. До самого выхода дивизии из Урги Торновский не имел доступа к информации и пользовался лишь слухами о происходившем. О многом говорит тот факт, что, выступая в поход, Унгерн не оставил в Урге своего бывшего начальника штаба (еще ходившего на костылях и не могшего самостоятельно сесть на лошадь). 14 июня Торновский догнал дивизию и получил назначение "походным интендантом", хотя интендантства в то время дивизия не имела. Таким образом, описание боевых действий Азиатской конной дивизии в своих воспоминаниях автор передавал также с чужих слов.

Уже вскоре появилось новое обстоятельство, очень настроившее М.Г. Торновского против командира дивизии. По словам мемуариста, на реку Селенгу прибыл капитан Безродный, привезший много документов, компрометировавших колчаковских офицеров. По поводу Торновского Безродному удалось получить показания о том, что он преклоняется перед Лениным и сочувствует его деятельности. Донос был основан на действительно имевшем место разговоре, в котором Торновский отмечал, что Ленин войдет навсегда в историю России. Только заступничество генерала Резухина заставило Унгерна воздержаться от расправы с мнимым большевиком. Хотя позднее мемуарист и получил задание пропагандировать в деревнях цели противобольшевитского похода, доверия Унгерна он так и не заслужил. Это "вербовочно-агитационное бюро" за 15 дней работы завербовало всего трех добровольцев. В результате 10 августа по приказу Унгерна Торновский был определен простым всадником в 1-й полк, где, впрочем, был поставлен старшим над санитарами.

М.Г. Торновский заявлял, что он ничего не знал о заговоре. Полной неожиданностью для него было убийство Б.П. Резухина. Тем не менее, Торновский был избран офицерами командиром бригады и увел ее в Китай. Унгерна он больше не видел. Даже из этого краткого обзора видно, что у Торновского не было причин любить Унгерна. Служили они вместе очень недолго и их отношения не сложились. Учитывая все вышеизложенное, Торновского трудно считать беспристрастным свидетелем. Большая часть его воспоминаний записана с чужих слов. Воспоминания соратников Унгерна вообще во многих местах повторяют друг друга. Это и понятно, ни один из бойцов Азиатской конной дивизии не мог быть одновременно во всех местах действий ее подразделений. Оказывается, что свидетелей "зверств" барона практически нет. Все мемуаристы передают слухи или чужие рассказы. Чтобы быть до конца объективными, воспользуемся показаниями самого "беспристрастного" обвинителя Торновского, компилировавшего воспоминания своих предшественников.

Самым впечатляющим из наказаний, примененных Р.Ф. Унгерном, стала расправа над прапорщиком Черновым. Первым казнь Чернова описал Голубев (1926 год), видимо, служивший в Азиатской конной дивизии (других сведений о нем нет). Согласно его рассказу, после провала первых наступлений на Ургу Азиатская дивизия отошла на Акшу, имея с собой большой обоз с ранеными. Там распоряжались бывший комендант Даурии полковник Лауренс и прапорщик Чернов. Договорившись между собой, они решили убить больных, у которых были деньги. Позднее, чтобы облегчить обоз, они отдали приказ отравить тяжелораненых, но фельдшер не выполнил этого указания.

Когда Унгерн получил сведения о злоупотреблениях в обозе и лазарете, он приказал арестовать прапорщика Чернова, пороть его, а затем сжечь живым на костре . В дальнейшем сообщение о преступлении и казни Чернова повторялось с различными вариациями многими мемуаристами. Например, в 1934 году Н.Н. Князев писал, что Чернов был сожжен за убийство и ограбление нескольких раненых всадников, лежавших в лазарете . Очевидно, что Унгерн специально придал казни Чернова показательный, демонстративный характер, чтобы пресечь повторение подобных случаев в дальнейшем.

По свидетельству Голубева, подполковник Лауренц был соучастником преступления Чернова. М.Г. Торновский, который лично допрашивал Лауренца, подтверждал это сообщение. По его свидетельству, Лауренц обвинялся в том, что грабил монголов и хотел отравить раненых, находившихся в госпитале. Можно предположить, что Торновскому действительно было поручено допросить Лауреца о его служебной деятельности, но о действительном обвинении он ничего не знал. Подполковник Лауренц, как комендант Даурии, был ближайшим сотрудником Унгерна. Он вместе с командиром Анненковского полка полковником Циркулинским был ранен во время второго штурма Урги. Затем Циркулинский и Лауренц получили особое задание и были направлены в Китай.

О миссии подполковника Лауренца можно получить сведения из письма Унгерну неизвестного войскового старшины 25 января 1920 года: "Подполковник Лауренц для точной разведки положения на местах выезжает в Хайлар, вероятно в Харбин..." . Сохранились два письма Лауренца к Унгерну от 1 и 7 февраля, где он отчитывался о выполнении задания. 2 марта 1921 года Унгерн писал Чжан Куню о том, чтобы он не верил полковнику Лауренцу, так как он бежал .

Миссия Лауренца и Циркулинского оказалась рискованной. Китайцы начали аресты людей, связанных с бароном. Циркулинский был арестован при попытке провести транспорт с медикаментами в Ургу. Он сидел в китайской тюрьме и подвергался пыткам. Груз был конфискован. За проявленную верность Унгерн простил Циркулинскому не только потерю груза, но и дезертирство офицерской сотни Анненковского полка, командиром которого Циркулинский был до ранения. Когда он вернулся назад, Унгерн назначил его начальником обороны Урги. Видимо, Лауренц повел себя иначе и, выполняя задание барона, не проявил стойкости и верности белому делу, за что и был расстрелян.

Во время суда над Унгерном упоминались несколько фамилий лиц, расстрелянных по приказу барона. Особым вниманием судей пользовался священник Ф.А. Парняков. На заданный ему на эту тему вопрос Унгерн отвечал, что приказал убить священника потому, что тот был председателем какого-то комитета . В дальнейшем большевики продолжали "разыгрывать карту" Ф.А. Парнякова: "Христианин, верующий в Бога, отправляет другого христианина - священника Парнякова на тот свет, так как он красный... Барон Унгерн - религиозный человек, я в этом нисколько не сомневаюсь, и это подчеркивает то, что религия никогда не спасала никого от самых величайших преступлений", - гневно восклицал обвинитель Е. Ярославский .

Что же писали соратники барона о священнике, чья смерть была использована большевиками для разоблачения религии? Полковник В.Ю. Сокольницкий, начальник штаба отряда Кайгородова, писал, что Федор Парняков был большевиком и председателем одного из кооперативов Урги . Член Войскового правления Енисейского казачьего войска К.И. Лаврентьев, во время осады Урги заключенный китайцами в тюрьму, утверждал, что о. Федор Парняков сыграл провокаторскую роль в судьбе русских заключенных. Он тормозил их перевод в теплое помещение . Вполне конкретно описывал деятельность Парнякова проживавший с 1820 года в Урге М.Г. Торновский. Он называл священника "большевиствующим деятелем", одним из главных проводников коммунистических идей. Парнякова и его товарищей Торновский обвинял в гибели около 100 русских людей, расстрелянных по их доносам в Урге и ее окрестностях. В другом месте мемуарист писал, что Ф.А. Парняков и его сыновья были причастны к террористической группе революционеров еще с 1905 года. Сам священник был "пьяница, похабник, несомненный атеист" . Очевидно, что приказ расстрелять "священника" Унгерн отдал по просьбе части жителей Урги, считавших Парнякова большевиком и агентом китайцев.

Врач С.Б. Цыбыктаров возглавлял больницу при российском консульстве в Урге. После взятия Унгерном города он был арестован по обвинению в большевизме и расстрелян. По этому поводу М.Г. Торновский в своих воспоминаниях предполагал, что С.Б. Цыбыктаров был кем-то оклеветан или убит с целью реквизиции его имущество . Из воспоминаний Д.П. Першина, который сопровождал Цыбыктарова к барону после ареста, следует, что последний очень раскаивался, что произносил речи на собрании в Урге в присутствии конвойных казаков . Сам Унгерн говорил о С.Б. Цыбыктарове: "В Чите на собрании я слышал, как он распинался за коммунистов и за всякие свободы" .

После взятия Урги были расстреляны некоторые колчаковские обер-офицеры. Торновский писал, что за панические слухи был расстрелян подполковник Дроздов . По этому поводу А.С. Макеев вспоминал, что панические настроения Унгерн ликвидировал, расстреляв подполковника Дроздова, распространявшего слухи. После этого больше никто не решился сомневаться в "устойчивости ургинской жизни" .

В Урге был арестован и расстрелян бывший кяхтиский комиссар А.Д. Хитрово. По воспоминаниям Д.П. Першина, за два дня до ареста Хитрово заходил к нему и рассказывал об ужасах семеновщины в Троицкосавске. Он порицал атаманщину и считал ее причиной краха А.В. Колчака. Хитрово принимал участие в решении троицкосавского городского самоуправления пригласить в город китайцев, чтобы прекратить произвол семеновцев. Д.П. Першин вспоминал, что несколько членов городского самоуправления были расстреляны большевиками за приглашение китайцев . Не избежал этой участи и Хитрово, но по приказу Унгерна.

Торновский вспоминал, что Унгерн конфисковал в Урге большой кожевенный завод и поставил управлять им Гордеева (в прошлом крупного кожевника-заводчика на Волге). Вскоре Гордеева за маловажный поступок повесили .

Что же это за "маловажный поступок"? Торновский упоминал, что Гордеев украл 2500 долларов и какое- то количество сахара. К.И. Лаврентьев так же указывал, что Гордеев был расстрелян за кражу сахара со складов завода . Командир сотни Азиатской конной дивизии получал в месяц 30 рублей, в сравнении с этим кража 2500 долларов была очень серьезным делом (мародеров Унгерн вешал и за украденный отрез ткани).

С 1912 года в Монголии действовал кооператив Центросоюз, занимавшийся заготовкой мяса и кож. После революции руководство Центросоюза переориентировалось на контакты с советской Москвой. Служащие кооператива снабжали деньгами и продовольствием красных партизан, в то же время срывали поставки мяса белому фронту. Перед занятием Урги Унгерн был настроен на поголовное истребление служащих Центросоюза как большевиков. Но перед штурмом к Унгерну перебежали двое забайкальских казаков, низовые сотрудники кооператива, и передали информацию обо всех служащих Центросоюза. Во время последнего боя за Ургу бывшие белогвардейцы из числа служащих кооператива присоединились к бойцам Унгерна и стали истреблять своих бывших коллег большевиков . В дальнейшем Унгерн продолжил репрессии против членов Центросоюза, заподозренных им в большевизме. Так был убит вместе с семьей ветеринарный врач В.Г. Гей. Описывавший его смерть Торновский упоминал, что у Унгерна были данные, что Гей находится в постоянной связи со штабом 5-й советской армии в Иркутске . Ф. Оссендовский в своей книге "Звери, люди и боги" писал о В.Г. Гейе: "Он вел дело на широкую ногу, а когда в 1917 году большевики захватили власть, стал сотрудничать с ними, быстро сменив убеждения. В марте 1918 года, когда армия Колчака прогнала большевиков из Сибири, ветеринара арестовали и судили. Его, впрочем, быстро освободили: ведь он был единственным человеком, способным осуществлять поставки из Монголии, и он действительно тут же передал Колчаку все находившееся у него в наличии мясо, а также серебро, полученное от советских комиссаров".

За воровство Унгерн нередко расстреливал и своих собственных офицеров, даже заслуженных. М.Г. Торновский, видимо из воспоминаний А.С. Макеева, заимствовал рассказ о казни адъютанта барона и его жены Ружанских. Адъютант, получив по подложному документу 15 000 рублей, бежал, надеясь захватить в госпитале свою жену санитарку, но они были пойманы и казнены. После этого должность адъютанта получил А.С. Макеев .

Большинство мемуаристов, описывающих заключение унгерновской эпопеи, упоминало казнь полковника П.Н. Архипова. Он присоединился к Азиатской конной дивизии перед последним штурмом Урги, приведя с собой конную сотню в 90 казаков. Торновский посвятил смерти Архипова отдельный подраздел своего труда. В конце июня Унгерн получил известия от Л. Сипайлова о том, что П.Н. Архипов утаил часть золота, захваченного во время взятия китайского банка (по разным сведениям 17-18 фунтов или три с половиной пуда). Полковник во всем сознался и был казнен (по разным сведениям расстрелян, повешен или удушен после пыток) .

Несмотря на то, что Унгерн вынужден был прибегать к услугам палачей и доносчиков, это не значит, что он относился с уважением и любовью к этим людям. Барон терпел их до той поры, пока они были необходимы. Н.Н. Князев указывал, что в период отхода от Троицкосавска Унгерн отдал письменный приказ генералу Резухину повесить своего главного палача Л. Сипайлова, когда он прибудет в отряд . Тогда же сурово наказан был главный врач дивизии А.Ф. Клингенберг. Расправа над ним запомнилась многим мемуаристам. Торновский описывал эту расправу с врачом (4 июня 1921 года) так: Унгерн, увидев плохо перевязанного раненного, подбежал к А.Ф. Клингенбергу и стал бить его сначала ташуром, а затем и ногами, в результате сломав ему ногу. После этого врач был эвакуирован в Ургу .

При внимательном рассмотрении биографии Клингенберга надо признать, что у барона мог быть и другой повод, кроме плохого ухода за больными, для наказания своего главного врача. Мемуарист Голубев так описывал деятельность Клингенберга: бежав от красных из Верхнеудинска, он стал работать врачом в Кяхте, где сошелся с местными евреями. Оказавшись мобилизованным в дивизию Унгерна после взятия Урги, Клингенберг возглавил расправу над евреями. Во главе казаков он приходил на квартиры своих старых знакомых, изымал деньги и ценности, а затем расстреливал хозяев. Затем Клингенберг стал осведомителем и доносил барону о разговорах среди раненых в госпитале, "многим сократив жизнь" . За это он и был расстрелян по приказанию полковника Циркулинского уже после оставления белыми Урги.

Нет ясности с обстоятельствами смерти двух других медиков. Торновский сообщал о казни зубного врача корейца Ли и медицинского фельдшера из Омска Энгельгардт-Езерского . Причем, последний был сожжен так же, как прапорщик Чернов. Торновский не знал причины этих казней. Вскользь о них упоминали А.С. Макеев (о Ли), Д.Д. Алешин и Н.М. Рибо (о Энгельгардт-Езерском). Если принимать на веру эти сообщения, то прослеживается какая-то необычная пристрастность барона к медицинским работникам. Г.М. Семенов вспоминал, что в бытность свою в Хайларе Унгерн отдал приказ расстрелять доктора Григорьева, ведшего пропаганду против барона . Среди распоряжений Унгерна по отдельной Азиатской конной бригаде сохранился приказ от 20 декабря 1919 года по поводу ареста врача бригады Ильинского. Барон приказывал арестовать медика на один день и две ночи за то же самое, за что он уже арестовывал его две недели назад: "Посмотрю, кому надоест раньше: мне ли сажать, ему ли сидеть" , - писал Унгерн (заметим, что вопреки мнению, сложившемуся в исторической литературе о режиме на станции Даурия, речь в приказе идет лишь об аресте, физическое воздействие вообще не предусматривалось). Врачи отвечали барону нелюбовью, один из них - Н.М. Рибо - принял активное участие в заговоре против командира Азиатской конной дивизии. Очевидно, что Унгерн был монархистом ультраправых убеждений. В его глазах большевиком был любой, не разделявший его взглядов на государственное устройство. Таким образом, в число таких "большевиков" попадала почти вся русская интеллигенция того времени. Близко же сталкиваться в ходе действий дивизии Унгерну приходилось в основном с медиками. С ними, как с представителями "революционной интеллигенции", он бывал иногда, мягко говоря, не в меру суров.

Подозрительность Р.Ф. Унгерна к новым людям, попадавшим в дивизию, была вполне обоснована. На разных уровнях партийного руководства, в том числе и на самом высоком, в Москве, неоднократно издавались директивы о посылке агитаторов в отряды барона с целью их разложения . В монографии, посвященной деятельности ВЧК - ГПУ, вышедшей в 70-х годах, утверждалось, что пленение Унгерна было организовано полномочным представителем ГПУ Сибири И.П. Павлуновским. В отрядах барона действовали советские агенты, которые и организовали заговор в Азиатской конной дивизии . Хотя такое заявление и представляется очень сомнительным, но подобную задачу чекисты перед собой определенно ставили.

Очень показательным примером является описание в мемуарах расправы Р.Ф. Унгерна над единственным конно-артиллеристом дивизии капитаном Оганезовым. В описании Торновского Оганезов был отправлен пасти скот в наказание за то, что его батарея вела огонь с закрытой позиции . Другую версию этого события приводит Н.Н. Князев. По его воспоминаниям, Оганезов был наказан за то, что обстрелял сопку, где в это время находился барон . Мы уже никогда не узнаем, как происходили эти события. Прочие мемуаристы не упоминают о них. Но если совместить оба рассказа, то получится, что Оганезов обстрелял сопку, где находился Унгерн после его запрещения стрелять с закрытых позиций. В таком случае наказание было вполне умеренным, так как барон мог заподозрить и злой умысел. Торновский в заключение своих воспоминаний оговаривался, что в эмиграции Оганезов "сердечно вспоминал генерала Унгерна" . Возможно, и в этом случае барон оказался прав?

Самым крупным преступлением Р.Ф. Унгерна стал еврейский погром в Урге. Торновский вспоминал (с чужих слов), что перед занятием Урги барон отдал приказ: "При занятии Урги всех коммунистов и евреев уничтожать на месте, имущество их забирать. Одну треть забранного сдавать в штаб, а две трети оставлять в свою пользу". Автор указывал, что из всех евреев Урги спаслись девочка, которую удочерила русская нянька, и девушка, ставшая наложницей Сипайлова, им же в последствии задушенная . Н.Н. Князев останавливался на этом вопросе подробнее. Описывая взгляды барона, он отмечал уверенность Унгерна в том, что "русская революция устроена евреями и лишь злая еврейская сила поддерживает и усугубляет революционный процесс в России. Он полагал, что установление порядка на нашей родине невозможно, пока существуют евреи". Автор отмечал, что в Урге были сделаны некоторые исключения. Была сохранена жизнь Вольфовича и присяжного поверенного Мариупольского, зубного врача и еще одного еврея, за которых просили "ургинские бароны" Фитингоф, Тизенгаузен и фон Витте . А.С. Макеев передавал такие слова барона: "Я не делю людей по национальностям. Все - люди, но здесь я поступлю по-другому. Если еврей жестоко и трусливо, как подлая гиена, издевается над беззащитными русскими офицерами, их женами и детьми, я приказываю: при взятии Урги все евреи должны быть уничтожены - вырезаны. Это им заслуженная месть за то, что не скрутили рук своей гадине. Кровь за кровь!"

Из воспоминаний А.С. Макеева следует, что кроме желания пополнить казну дивизии и стимулировать казаков в борьбе за Ургу, отдавая приказ истребить евреев, Унгерн руководствовался так же чувством мести. Барон имел много информации обо всем, что происходит в осажденном городе. По тем же соображениям после взятия Урги был казнен богатый купец М.Л. Носков, доверенное лицо еврейской фирмы Бидермана. По свидетельству Торновского, Носков сильно притеснял монголов, а Д.П. Першин вспоминал, что купец негостеприимно отнесся к русским беженцам и отказал в деньгах посланцам Унгерна . Все это было отнесено бароном на счет всех евреев, проживавших в Урге.

По мнению очевидцев событий, после взятия бароном Урги там было убито от 100 до 200 человек, около 50-ти из них были евреи. Как-либо конкретизировать или хотя бы уточнить эти цифру пока возможным не представляется. В дальнейшем Унгерн взял на вооружение популярный тогда в Сибири лозунг, и в его приказе N 15 провозглашалось: "комиссаров, коммунистов и евреев уничтожать вместе с семьями". Следователи, допрашивавшие барона, делали заключение о том, что "революцию барон абсолютно не приемлет и считает причиной революции евреев и падение нравов, которым евреи воспользовались" . Он "не понимает в Совроссии народную власть и твердо убежден, что власть непременно перейдет к евреям" .

Азиатская конная дивизия не имела даже подобия военного суда. Р.Ф. Унгерн лично проводил следствие и выносил приговор. Чем же руководствовался барон в этом скором судопроизводстве? Унгерн беспредельно доверял собственной интуиции. Сохранились воспоминания о том, как при первой встрече он спрашивал человека "Ты социалист?", "Ты еврей или поляк?". При этом барон заглядывал собеседнику в глаза. От произведенного впечатления зависела судьба допрашиваемого. Унгерн имел целую сеть осведомителей. Они действовали в Китае, Монголии и в рядах самой Азиатской конной дивизии. Полученную информацию барон проверял при личном допросе. Доносчики и свидетели при этом не присутствовали и повторно не допрашивались. Точно так же Унгерн действовал при отборе среди пленных красноармейцев евреев и комиссаров. Мемуаристы расходятся в оценках результатов этого отбора. Даже при очень высокой точности, этот метод барона неизбежно должен был давать сбои.

Известны случаи, когда Р.Ф. Унгерн отходил от своего правила личного допроса. Трагические события произошли в начале 1921 года в городе Улясутай. Там собралось множество офицеров, бежавших из советской России. В результате недолгой борьбы их возглавил полковник Михайлов, но вскоре прибыла новая группа офицеров во главе с полковником Полетиком, предъявившим свои права на лидерство. Он представил документы от "Центрального российского комитета по борьбе с большевиками". 10 апреля в Улясутай прибыл атаман Казанцев и, предъявив полномочия от барона, потребовал, чтобы Михайлов, Полетико и еще ряд лиц срочно отправились в Ургу. По дороге эту группу встретил другой посланец Унгерна капитан Безродный. Он провел тщательный обыск и у большей части офицеров обнаружил драгоценности или компрометировавшие их бумаги. 11 человек из группы тут же были расстреляны . Ф. Осендовский, ехавший с этой группой, утверждал, что Безродный вез с собой "кипу" смертных приговоров, подписанных бароном .

Унгерна не страшила смерть, он говорил, что лишь она одна может освободить русского офицера от борьбы с большевиками. Барон не боялся пехоты, на суде он заявлял, что смог бы уйти и от миллиона пехотинцев. Конечно, это была бравада. Нескольким тысячам разрозненных белых бойцов противостояли многотысячные красная и китайская армии, имевшие в своем составе артиллерию и кавалерию. Даже самый искусный кавалерист должен был отступить перед этой силой.

Но наследник крестоносцев имел в своем распоряжении грозное оружие - страх. Сознательно культивируя миф о собственной жестокости и безумии, Унгерн многократно преумножал силу Азиатской конной дивизии. Только страх китайцев перед "безумным бароном" позволил его бойцам овладеть Ургой с ее 15 000 гарнизоном. Восставшие офицеры настолько боялись Унгерна, что среди них не нашлось человека, способного лично убить барона. Увидев, что он возвращается в лагерь, полковник Евфаритский, войсковой старшина Марков и еще 8-9 офицеров бежали и уже больше не присоединились к отряду .

По разным сведениям, 18-21 августа в Азиатской конной дивизии произошло восстание, возглавляемое старшими офицерами. В результате Б.П. Резухин был убит, а Р.Ф. Унгерн попал в плен к красным. С этого момента дивизия, распавшись на отдельные отряды, перестала существовать. Что же стало причиной гибели Азиатской конной дивизии? Ее офицеры считали, что это была легендарная жестокость барона. Современные исследователи объясняли ее военными неудачами, нежеланием офицеров уходить на Запад и т.д. Представляется, что одним из основных факторов, погубивших так удачно начатое в Монголии дело, стала уникальная скрытность Унгерна. Офицеры, знавшие его в дореволюционный период, отмечали, что барон сторонился общества и предпочитал одиночество. Даже став во главе дивизии, он не изменил себе. При Унгерне не было штаба, хотя начальники штаба дивизии назначались, но часто это были совершенно случайные люди. Барон не имел своего окружения и, видимо, вообще друзей (кроме, возможно, Резухина). Даже адъютанты ничего не знали о его планах. Унгерн не доверял своим старшим офицерам, не проводил их собраний и не привлекал к стратегическому планированию. Наконец, он не выступал перед личным составом дивизии. Его приказы видимо просто зачитывались в сотнях. Можно понять, что барону трудно было общаться с представителями шестнадцати языков, но пренебрежение своими русскими бойцами, в конце концов, стоило ему жизни.

Самый строгий из обвинителей Унгерна Торновский вменял в вину барону приказы о казни семи чинов Азиатской конной дивизии, к этому можно прибавить 40 офицеров, дезертировавших из Анненковского полка (большая часть из них была убита). Кроме того, по приказу Унгерна были казнены 22 военных и гражданских лица, не входивших в состав дивизии, плюс до 50 евреев, погибших во время погрома в Урге. Всего 119 человек. Торновский, видимо сознательно, оставил в тени казни целых семей и расстрелы пленных. Удивляет, что во время следствия и суда над Унгерном эти вопросы так же практически не рассматривались. Даже при самом приблизительном подсчете число жертв Азиатской конной дивизии с августа 1920 по август 1921 года не превышало 200 человек (число погибших китайцев не может быть установлено даже приблизительно). Соратники барона указывали на два случая, когда по его приказу были заживо сожжены люди. На следствии Унгерн признал, что по его приказу было расстреляно три семьи вместе с женщинами и детьми. Самым серьезным преступлением барона является санкционирование еврейского погрома в Урге.

Сравнивать "зверства" Унгерна с деяниями большевиков бессмысленно. Очевидно, что Ленину и Троцкому в масштабах России удалось добиться гораздо большего, чем барону на станции Даурия и в пределах Монголии. К свои врагам большевики были безжалостны. Чего стоит только один институт заложников, которые брались по классовому признаку и расстреливались без всякой вины. Например, генералы П.К. Ранненкампф, Р.Д. Радко-Дмитриев и Н.В. Рузский были казнены с группой заложников в Кисловодске. Под непосредственным руководством Р.С. Залкинд (Землячки) и Бела Куна были расстреляны тысячи офицеров врангелевской армии, поверившие большевикам и решившие не покидать Родину. Показательнейший пример казни большевиками женщин и детей - расстрел в Екатеринбурге Царской семьи.

Коммунисты были столь же безжалостны и к своим соратникам. Для Троцкого расстрел каждого четвертого или десятого солдата в провинившемся полку был нормальным явлением. Расстреливались комиссары, командиры и военспецы. Можно вспомнить такие крупные имена, как Б.М. Думенко и Ф.К. Миронов. Яркое представление о пытках и казнях, практиковавшихся в красном лагере, дает сборник материалов Особой следственной комиссии по расследованию злодеяний большевиков. Результаты экзотических пыток задокументированы в фотографиях . Неудивительно, что большевики-следователи во время суда над Унгерном очень интересовались вопросом, на раскаленную ли крышу сажал барон людей в виде наказания.

Даже если брать только забайкальский театр военных действий Гражданской войны, число жертв Унгерна вовсе не выглядит каким-то необычным. 28 марта 1919 года при захвате партизанами села Курунзулай было расстреляно семь пленных казачьих офицеров и шесть казаков-добровольцев. В ходе последовавшего за этим красного террора в селе Маньково было расстреляно шесть человек, в Александровском заводе - двадцать человек мирных жителей. 14 июля 1919 года во время восстания в 1-м казачьем полку атамана Семенова погибло тринадцать офицеров и двадцать казаков. 16 июля партизаны расстреляли еще тридцать восемь казаков . Хотя решения о казнях и выносил революционный суд, но он ничем не отличался от единоличного суда барона, так как руководствовался не законами, а классовыми принципами.

Был опубликован протокол заседаний народного суда Сахалинскй области по обвинению участников событий в Николаевске-на-Амуре. Летом 1920 года анархист Тряпицин, командовавший соединением партизан, занявших Николаевск, получил директиву военревштаба Я.Д. Янсона с указанием защитить город от наступавших японских войск любой ценой. Этой директивой Тряпицин воспользовался для массовой расправы с мирным населением, по его мнению, состоявшим из контрреволюционных элементов. Среди обвинений, зачитанных на суде, было следующее: "Достаточно вспомнить о наполнении трупами Амгуни, о горах трупов, которые вывозились на катерах в фарватер в Николаевске-на-Амуре, о полутора тысячах трупов, брошенных на льду Амура после японского выступления" . Тряпицыну предъявляли обвинения в сожжении города, истреблении мирного японского населения и половины жителей Сахалинской области. Он был приговорен к расстрелу.

Жестокость Унгерна не была чем-то особенным и в белом стане. То, что делал он, было "нормальным" явлением для карательных операций на Восточном фронте. Но то, что нам известно о деятельности Л.Г. Корнилова, М.Г. Дроздовского и А.П. Кутепова, делает количество жертв "кровавого барона" просто смешным. Например, помощник и ближайший сотрудник М.Г. Дроздовского капитан Д.Б. Бологовский вспоминал, что во время похода Яссы - Дон была сформирована "команда разведчиков особого назначения". За время похода ими было расстреляно около 700 человек. Только в Ростове - 500 человек. Основной задачей "команды" была не борьба с красными, а уничтожение былых, которые вредят белому делу и способствуют наступлению советской власти. Позднее, под непосредственным руководством Бологовского был убит лидер кубанских самостийников Н.С. Рябовол (член Кубанской рады - одного из белых правительств) .

Надо принять во внимание и те исключительные условия, в которых приходилось действовать Унгерну. Поражение Белого движения на всех фронтах привело к полной деморализации белой армии. Казаки на Южном фронте и солдаты А.В. Колчака в равной степени массово бросали фронт и сдавались в плен. Чудовищные примеры деморализации известны, например, в частях атамана Б.В. Анненкова при отступлении в Китай (убивали и насиловали жен и дочерей своих же казачьих офицеров). Унгерн смог не только сохранить от развала свои полки (где было 16 национальностей, и русские были в меньшинстве), но и заставить их доблестно сражаться и побеждать. Для этого были нужны экстренные меры. По свидетельству мемуаристов, к казни в виде сожжения на костре барон прибегал дважды - в период поражения под Ургой (прапорщик Чернов) и после провала первого похода в ДВР (медик Энгельгардт-Езерский). Каждый раз боеспособность дивизии, несмотря на поражение, была полностью восстановлена. В этом случае Унгерн проявил себя как опытный психолог. Наказание он смог превратить в мощнейшее средство наглядной агитации и устрашения. При этом надо учитывать, что обычная казнь на азиатов произвела бы мало впечатления, да и на русских, принимая во внимание условия того времени. Отсюда сожжения на костре. Собственно, этим диапазон необычных казней и ограничивался.

Что же можно сказать в заключении? Р.Ф. Унгерн единственный из военачальников Гражданской войны, чьи жертвы известны практически поименно. Проанализировав доступные источники, не удалось обнаружить деяний Азиатской конной дивизии, о которых писали советские авторы. Ни в протоколах допросов и заседаний суда, ни в воспоминаниях современников мы не находим описаний убийств женщин, детей и мирных жителей (за исключением еврейского погрома и трех семей во время похода в Сибирь), ни чудовищных пыток, в которых принимал участия барон. Напротив, становится очевидно, что Унгерн сделал все, чтобы сохранить боеспособность своей дивизии и привлечь к ней симпатии населения. Он сурово пресекал факты мародерства, безжалостно боролся с грабителями и ворами, прибегал к самым суровым средствам для поддержания дисциплины. Уничтожал же он тех, кого считал врагами. Авторы мемуаров свидетельствуют о том, что Унгерн никогда лично не только не приводил в исполнение свои смертные приговоры, но даже не присутствовал на допросах с пристрастием. А.С. Макеев вспоминал, что когда в походе казаки привели барону козленка, тот отказался принимать подарок, заявив: "Болваны, разве беззащитных бить можно? Людей нужно бить, а не животных" .

Есть свидетельства о том, что Унгерн не носил с собой оружия даже и в боевой обстановке. С.Е. Хилтун приводил отзыв даурского есаула о бароне: "Дедушка зря не бьет, вспылит и ударит; вас не застрелит, он знает свой характер и поэтому никогда не носит револьвера..." . Тот же Хилтун вспоминал, что во время своей первой встречи с бароном на улицах Урги, где еще шел бой, он увидел Унгерна без оружия, только с ташуром и двумя гранатами . Некоторые мемуаристы вспоминали, что когда при попытке барона ударить их ташуром они брались за оружие, его задор спадал. Удивляет, что никто из этих офицеров не рискнул оказать физическое сопротивление, ответить ударом на удар. Такова была сила личности барона, что люди решались противостоять ему только с оружием в руках. Убить его у офицеров решимости так и не хватило.

Ни материалы суда, ни воспоминания современников не дают материала, позволяющего сопоставить реальную фигуру Унгерна с образом "кровавого барона", существующим в литературе. Попробуем проследить, как этот образ формировался. Во время операций Унгерна в Монголии политические органы ДВР позаботились о пропаганде. В этих целях издавались специальные листовки, где говорилось о зверствах банд Унгерна .

Составлялись они как для красноармейцев и мирного населения, так и для бойцов самой Азиатской конной дивизии (башкир, татар) . Другим источником материалов для составления образа

Унгерна стала пресса. Газеты и газетчики 20-х годов мало отличались от современных. Главную роль в направлении публикаций играла конъюнктура страны пребывания печатного органа и политический заказ редактора, владельца или спонсора. Таким образом, например, пребывающий во Владивостоке орган Всесибирского краевого комитета партии Социалистов-революционеров газета "Воля" хотя и не хвалил деятельность Унгерна, но ругать ее так же не решался, ведь семеновцы были рядом. На страницах "Воли" помещались отчеты о походе Унгерна в Монголию, боях в районе реки Акши, о штурмах Урги, и все это без комментариев .

Находящаяся в Париже газета "Последние новости", издававшаяся под редакцией П.Н. Милюкова, могла не стесняться в выражениях. Для ее издателей события на Дальнем Востоке не имели существенного значения, но все равно в ее номерах были опубликованы статьи, осуждавшие деятельность атамана Г.М. Семенова. Главным мотивом публикаций было то, что в Сибири нарождается антибольшевистское демократическое движение, которому мешает атаманщина. Например, известный критик Семенова А.П. Будберг в статье указывал, что своей деятельностью атаман принес большевикам огромную пользу . Деятельности Унгерна газета вообще предпочитала не касаться, так как в это время из номера в номер печатались статьи об истории фальсификации "Протоколов Сионских мудрецов". Совершенно неуместно на этом фоне выглядело бы сообщение о еврейском погроме в Урге, учиненном по приказу белого генерала.

Совершенно в ином положении были советские газеты. Они обязаны были участвовать в идеологической борьбе с еще не разбитым Г.М. Семеновым и его соратником Р.Ф. Унгерном, соответственно, "черным атаманом" и "кровавым бароном". Вот некоторые примеры этой газетной компании.

Газета "Дальне-Восточная республика", в 1921 году из номера в номер публиковавшая очерки "Семеновщина", касалась и Унгерна. 10 декабря 1920 года в газете была помещена статья "Бароновщина". В ней описывалось, как "барон-палач", действующий по директиве "черного атамана", отправился в рейд на Запад. Акция была прикрыта тем, что Семенов объявил в печати об отчислении частей Унгерна из состава вооруженных сил за самоуправство . Уже в последующем номере была помещена статья "Ужасы атаманщины".

В ней яркими красками описывались события конца 1918 года, когда по приказу Унгерна в поселке Уцрухайтун казаки выпороли одного из крестьян, а его отца забрали в Даурию, откуда он уже не вернулся. Сам барон в статье именовался "палач и вампир". Чтобы усилить впечатление, журналист сообщал, что по слухам в Даурии не хоронили расстрелянных, оставляя их на съедение волкам. С основным материалом совершенно не вязался рассказ о том, как при отступлении белых один из офицеров Унгерна прострелил в доме казненного самовар, "чтобы оставить память" его жене якобы в качестве мести . Видимо, у нарождающейся советской журналистики еще не было достаточно опыта, писатели пока еще предпочитали находить факты, а не выдумывать их. Наконец, уже в начале 1921 года сообщалось о том, что "движение банды Унгерна на восток сопровождается присущими бароновским молодцам зверствами и террором над мирным населением". В качестве конкретных фактов приводилось ограбление поселка Антуанч и убийство 200 китайцев .

Более радикально к разоблачению Унгерна подходила газета "Дальне-Восточный телеграф". В августе 1921 года в ней на некоторое время была введена рубрика "Унгеровщина". Редакция газеты сообщала, что в ее распоряжении имеется множество писем, докладов, прокламаций, рисующих истинный характер Унгерна и его похода в Монгоию.

Чем же в действительности располагала редакция? В центре публикаций находились рассказы бывшего уполномоченного Наркоминдела РСФСР в Монголии Макстенека. Он очень эмоционально описывал, как после взятия Унгерном Урги ни одного дня не проходило без расстрела и было зарегистрировано до 400 убитых. Адъютант барона Бурдуковский вырезал целые семьи. "Заняв Ургу, Унгерн дал право своим солдатам в течение трех дней безнаказанно убивать всех евреев и "подозрительных" русских и производить конфискации их имущества", - сообщал Макстенек. Для большей драматизации этот "очевидец" сообщал, что в домах евреев вместе с женщинами и детьми вырезался и весь скот. Среди конкретных лиц, казненных по приказу барона, приводились имена купцов Носкова и Сулейманова (из воспоминаний белогвардейцев известно, что Н.М. Сулейманов исполнял в дивизии обязанности интенданта и помощника муллы).

В создание образа "кровавого барона" большой вклад внесли газеты, издававшиеся в Китае. Очевидно, что русским журналистам в Китае, чтобы заслужить благоволение новых хозяев, было просто необходимо ругать Унгерна. Другим поводом был антагонизм между атаманцами и колчаковцами, к числу которых чаще всего и принадлежала журналистская братия. Свой хлеб русские журналисты в Китае ели не зря. В нескольких номерах харбинской газеты "Россия" вышла статья "расправы Унгерна", ставшая впоследствии источником материала, как для советской исторической литературы, так и для воспоминаний соратников Унгерна. В N 41 подробно описывались наказания, практикуемые в Азиатской конной дивизии. Одной из наиболее легких мер взыскания была пытка "отправка на крышу", где держали без пищи и питья до семи дней, писал журналист. В интерпретации газеты вступление Унгерна в Ургу с лозунгом "Бей жида, спасай Россию!" было с восторгом встречено русскими монархистами. Они активно участвовали в погромах, грабежах и убийствах. Для достоверности в статье был приведен ряд подлинных фамилий. Например, Сулейманов, "полевой интендант", был объявлен доносчиком, благодаря которому многие были казнены. Яркими красками был раскрашен сюжет о гибели адвоката-еврея Рябкина. Он бежал от отряда Сипайлова, получил десять пулевых ран, был пойман и казнен - отрезаны нос и уши, отрублены руки и ноги. Описываются случаи удушения еврейских женщин и детей. Приводятся конкретные имена свидетелей, единственных оставшихся в живых евреев Барабановских .

Судя по советской прессе, от разоблачений Унгерна не остались в стороне и иностранные газеты, издававшиеся в Китае. По сведениям из "Дальне-Восточного телеграфа", в сентябре 1921 года английская газета "Пекин-Тяньцзин-Таймс" поместила статью о пленении "сумасшедшего барона". В ней перечислялись "невероятные деяния" Унгерна и "скорбелось о вреде, причиненном Унгерном и ему подобными антибольшевистскому делу" . В этом случае барон стал жертвой уже международных антагонизмов. Ведущие европейские страны и США не желали усиление Японии на Дальнем Востоке. Они всеми силами стремились пресечь вмешательство Японии во внутренние дела России. Проводник японского влияния атаман Семенов, в связи с этим, подвергался травле в американской и европейской прессе. Участь своего главнокомандующего разделил и Унгерн.

Материалы газетных публикаций, свидетельствующие о зверствах Азиатской конной дивизии в Монголии и Забайкалье, не подтверждаются документальными материалами. Несмотря на это, газетные статьи легли в основу некоторых мемуаров и исторических исследований. Все, что на сегодняшний день известно о бароне Р.Ф. Унгерне, не стыкуется с образом "кровавого барона", закрепившимся в литературе.

Чрезвычайные обстоятельства заставляли прибегать к чрезвычайным, иногда очень жестоким, мерам. Стремясь к осуществлению своих идей, так же как и его противники Ленин и Троцкий, Унгерн не считался с реальными людьми, он мечтал о создании нового идеального царства и обновлении человека. Гражданская война с ее суровыми реалиями создала обстановку, в которой храбрый офицер и мечтатель был вынужден исполнять роль палача. Но даже при этом, по словам Г.М. Семенова, "все странности барона всегда имели в основе своей глубокий психологический смысл и стремление к правде и справедливости" .

Это высказывание атамана подтверждается материалами, приведенными выше. Штампы, складывавшиеся в исторической литературе десятилетиями, нельзя опровергнуть одной статьей или даже рядом монографий. Еще долго ужасы Гражданской войны на Дальнем Востоке будут ассоциироваться с именем барона Р.Ф. Унгерна, но время рано или поздно все расставит по своим местам.

Ходатайство представителя Реввоенсовета 5 армии // Дальневосточная политика Советской России (1920-1922 гг.). Новосибирск, 1996. С. 205.

Разговор по прямому проводу ответственных работников Министерства продовольствия и торговли ДВР // Дальневосточная политика Советской России (1920-1922 гг.). Новосибирск, 1996. С. 223.

Обращение Главкома ДВР Г.Х.Эйхе к И.Н.Смирнову // Дальневосточная политика Советской России (1920-1922 гг.). Новосибирск, 1996. С. 214-215.

Информация И.Н.Смирнова В.И.Ленину // Дальневосточная политика Советской России (1920-1922 гг.). Новосибирск, 1996. С. 216.

Предложение И.Н.Смирнова Э.М.Склянскому // Дальневосточная политика Советской России (1920-1922 гг.). Новосибирск, 1996. С. 231.

Сообщение И.Н.Смирнова В.И.Ленину и Л.Д.Троцкому // Дальневосточная политика Советской России (1920-1922 гг.). Новосибирск, 1996. С. 231-233.

Лаврентьев К.И. Взятие г.Урги бароном Унгерном // Барон Унгерн в документах и мемуарах / Ред. С.Л.Кузьмин. М. 2004. С. С. 316.

Торновский М.Г. События в Монголии-Халке в 1920-1921 годах. Военно-исторический очерк // Легендарый барон: неизвестные страницы Гражданской войны / Ред. С.Л.Кузьмин. М. 2004.С. 185, 189, 222, 237.

Першин Д.П. Барон Унгерн, Урга и Алтан-Булак: Записки очевидца о смутном времени во Внешней Монголии в первой трети XX века // Барон Унгерн в документах и мемуарах / Ред. С.Л.Кузьмин. М. 2004. С. 379.

Макеев А.С. Бог войны - барон Унгерн // Барон Унгерн в документах и мемуарах / Ред. С.Л.Кузьмин. М. 2004. С. 445.

Лаврентьев К.И. Взятие г.Урги бароном Унгерном // Барон Унгерн в документах и мемуарах / Ред. С.Л.Кузьмин. М. 2004. С. 325.

Лаврентьев К.И. Взятие г.Урги бароном Унгерном // Барон Унгерн в документах и мемуарах / Ред. С.Л.Кузьмин. М. 2004. С. 319-321.

Макеев А.С. Бог войны - барон Унгерн // Барон Унгерн в документах и мемуарах / Ред. С.Л.Кузьмин. М. 2004. С. 438.

Князев Н.Н. Легендарный барон // Легендарный барон: неизвестные страницы Гражданской войны / Ред. С.Л.Кузьмин. М. 2004. С. 117.

Голубев Воспоминания // Барон Унгерн в документах и мемуарах / Ред. С.Л.Кузьмин. М. 2004. С. 535-537.

Семенов Г.М. О себе. М. 1999. С. 119.

Наложение Р.Ф.Унгерном взыскания на врача Ильинского // Барон Унгерн в документах и мемуарах / Ред. С.Л.Кузьмин. М. 2004. С. 72.

Выписка из протокола заседания ЦК РКП (б) о мерах по разложению войск барона Унгерна в Монголии; Требование Б.З.Шумяцкого к Сиббюро об организации работы по агитации среди башкир, татар и казахов в белогвардейских частях Унгерна // Дальневосточная политика Советской России (1920-1922 гг.). Новосибирск, 1996. С. 221, 226.

Голиков Д.Л. Крушение антисоветского подполья в СССР. М. 1980. Т. 2. С. 153.

Князев Н.Н. Легендарный барон // Легендарный барон: неизвестные страницы Гражданской войны / Ред. С.Л.Кузьмин. М. 2004. С. 147.

Князев Н.Н. Легендарный барон // Легендарный барон: неизвестные страницы Гражданской войны / Ред. С.Л.Кузьмин. М. 2004. С. 64.

Макеев А.С. Бог войны - барон Унгерн // Барон Унгерн в документах и мемуарах / Ред. С.Л.Кузьмин. М. 2004. С. 442.

Торновский М.Г. События в Монголии-Халке в 1920-1921 годах. Военно-исторический очерк // Легендарный барон: неизвестные страницы Гражданской войны / Ред. С.Л.Кузьмин. М. 2004. С. 238; Першин Д.П. Барон Унгерн, Урга и Алтан-Булак: Записки очевидца о смутном времени во Внешней Монголии в первой трети XX века // Барон Унгерн в документах и мемуарах / Ред. С.Л.Кузьмин. М. 2004. С. 397.

Бароновщиан // Дальне-Восточная республика. Верхнеудинск. N 171. С. 2.

Ужасы атамановщины // Дальне-Восточная республика. Верхнеудинск. N 179. С. 2.

В Монголии // Дальне-Восточная республика. Верхнеудинск. N 194. С. 2.

Унгерновщина // Дальне-Восточнный телеграф. Чита. 1921. N 20. С. 2.

Расправы Унгерна // Россия. Харбин. 1921. N 41. С. 4.

Суд над Унгерном // Дальне-Восточнный телеграф. Чита. 1921. N 41. С. 3.

Семенов Г.М. О себе. М. 1999. С. 119.

- А вот вам, Петр, действительно пора возвращаться.
Я огляделся.
- А куда, собственно говоря?
- Я покажу, - сказал барон.
Я заметил в его руке тяжелый вороненый пистолет и вздрогнул.
Виктор Пелевин. Чапаев и пустота.

В Эстонии на шоссе Хаапсалу-Рохукюла на расстоянии приблизительно 7 км от города от Хаапсалу находятся развалины замка Унгру (Ungru loss ). Этот замок когда-то принадлежал Унгернам - древнему роду остзейских немцев. Аристократическая семья владела этими землями с 1532 года, а основателем рода называют рыцаря Тевтонского ордена Ганса Унгерна. Его потомком и был легендарный Роман фон Унгерн-Штернберг (Nikolai Robert Max Baron von Ungern-Sternberg, 1885 - 1921) - русский генерал, видный деятель Белого движения, основатель независимой Монголии, автор идеи реставрации Срединной монархии в границах империи Чингисхана.

Барон Роман фон Унгерн-Штернберг

Имя барона Унгерна стало легендой, его упоминают писатели и мистики, националисты и романтики.

Впервые на Восток потомок германских крестоносцев попал в возрасте 17 лет, когда добровольцем ушел на русско-японскую войну. Знавшие барона Унгерна отмечали его большую личную храбрость и неустрашимость. Там на сопках Маньчжурии ему не удалось по-настоящему насытить свою страсть к боевым подвигам. Культ героического толкнул его в Монголию. В Гражданской войне барон Унгерн принимал участие на стороне Белого движения, командуя знаменитой Азиатской конной дивизией. Барон фактически был полновластным властителем Даурии, среди его союзников - Японский экспедиционный корпус и боевае части атамана Семенова, об этом смотри пост О японской интервенции и атамане Семенове. Знак свастики чернел на форме многих бойцов Азиатской дивизии Унгерна. Под его знамена стекались русские, буряты, монголы — князья со своими воинами и простые скотоводы-араты, буддистские священники и монахи. Даже владыка Тибета — Далай-Лама XIII, объявивший барона борцом за веру, прислал ему группу своих гвардейцев. Монголы, окружившие Унгерна почетом и поклонением, называли его Богом Войны, и считали воплощением Махакалы, ламаистского божества, жестоко карающего врагов желтой веры.

Погоны Азиатской конной дивизии

В августе 1920 года Азиатская дивизия барона Унгерна уходит в Монголию с целью штурмовать Ургу, столицу Внешней Монголии, занятую китайскими республиканскими войсками. Благодаря барону с его полным пренебрежением к опасности и его Азиатской дивизии сегодняшняя Монголия является независимым от Китая государством. А затем был легендарныйСеверный поход в Советскую Россию, его целью было свержение власти коммунистов и возрождение империи Чингисхана. Северный поход барона Унгерна стал крестовым походом против революций силами азиатских народов, не утративших своих вековых устоев, для реставрации свергнутых монархий и утверждения на всем Евразийском континенте жёлтой культуры и буддизма ламаистского толка, призванного, по мнению барона, духовно обновить Европу. С этой целью Унгерн хотел создать державу, которая объединит кочевников Востока от берегов Индийского и Тихого океанов до Казани и Астрахани. Её исходным ядром должна была стать Монголия. Будучи сам абсолютным бессребреником, барон фон Унгерн ставил в основу своих походов полную защиту мирного населения. Создав первоклассную по дисциплине и боеспособности Азиатскую конную дивизию, Унгерн всегда говорил, что или они все сложат головы, или доведут борьбу с красными до победного конца. 15 сентября 1921 года в Новониколаевске по приговору чрезвычайного трибунала был расстрелян генерал-лейтенант барон Унгерн, к его расстрелу приложил руку Ульянов, закидывая город своими телеграммами с требованием расстрела.

Баронский герб рода Унгерн фон Штернберг

Унгерн был злейшим врагом коммунистов и считал, что Европа одержима безумием революции и нравственно находится в глубочайшем падении, растлеваясь сверху донизу. Слова большевик и комиссар в устах Унгерна звучали всегда гневно и сопровождались обычно словом повесить. В первых двух словах для него заключалась причина всех бед и зол, с уничтожением которой должны наступить на земле всеобщий мир и всеобщее благоденствие. Барон мечтал о рождении нового Аттилы, который соберет азиатские полчища и вновь вразумит и просветлит растленную Европу. Вероятно, барон Унгерн и готовил себя к роли такого Аттилы. А его идеи легли в основу идеологии паназиатизма.

Индия. Монумент японским союзникам

Паназиатизм стал одним из столбов идеологии довоенной Японии, он возник в качестве реакции на белый расизм, служивший идеологическим оправданием колониальных захватов Европы и Америки. Японцы выдвинули идею Великой Восточно-Азиатской сферы сопроцветания. Японцы должны были освободить народы Восточной Азии от господства белых колонизаторов и повести их к миру и благоденствию. Во время второй мировой войны эта идея встретила большую поддержку. В Китае на стороне японцев воевала миллионная армия из этнических китайцев. С японцами сотрудничал и видный деятель индийского национально-освободительного движения Субхас Чандра Бос, создавший при их помощи ИНА - Индийскую Национальную Армию, сражавшуюся в Бирме с англо-индийскими войсками. Такие идеи и практика были вполне созвучны взглядам легендарного барона Унгерна, одного из первых выдвинувшего тезис о миссии желтой расы и мечтавшего о возрождении империи Чингисхана и великом походе в Европу с целью уничтожения современной буржуазно-мещанской цивилизации.

Барон Унгерн стал героем сотен и тысяч произведений - стихотворений и баллад, эссе и романов. В 1935 году в харбинском журнале «Луч Азии» в нескольких номерах печаталась статья о легендарном бароне, в которой отразился неумирающий миф об Унгерне: «В Маньчжурии, среди сподвижников и друзей барона, и теперь еще не заглохли рассказы о том, что в Верхнеудинске и Иркутске, под именем барона Унгерна, в клетке привезен был не подлинный барон, а лишь лицо, похожее на него". Пьесы о бароне Унгерне шли в Третьем рейхе при национал-социалистах, а сейчас снимают кинофильмы во многих странах. Уже в наше время московский студент, проходивший практику в Бурятии, помог местному старику. В благодарность тот пообещал подарить талисман, защищающий от смерти. «Такой был у Унгерна, и потому он спасся», — сказал старик. Студент удивился - Унгерна расстреляли 50 лет назад. Старик молча улыбнулся, зачем объяснять глупому белому человеку, что бог войны бессмертен.

Утащено отсюда , спасибо Vlad49

Шишов А. В.
Унгерн: Демон монгольских степей

Юзефович Леонид.
Самодержец пустыни

Сергей Волков

В.В. Акунов
Барон фон Унгерн — белый бог войны

levchin
Хм, полноты картины ради стоит отметить, что барон был персонажем с, мягко говоря, неустойчивой психикой - а точнее, садистом и патологическим юдоедом, порывавшимся расстрелять даже своего врача-еврея, не говоря уж о всех прочих евреях (собственно, для него слова "еврей" и "большевик" были синонимами); что его же подчинённые его боялись и ненавидели за непрерывные вспышки с избиениями и расстрелами направо и налево, так что они же его в конце концов и сдали красным, притом немало белых после его расстрела вздохнули с облегчением; что красные расстреляли его отнюдь не сразу, а сперва рассчитывали использовать, ибо идея о разрушении буржуазно-мещанской цивилизации и новых гуннах им была весьма близка и понятна.
Ну и заодно уж: японцы в том же Китае зверствовали так, что и нацисты на их фоне выглядят почти что гуманистами, об этом написано более чем достаточно. При желании можно найти. Объединение жёлтой расы в противостоянии белым колонизаторам было всего лишь имперской пропагандой, отбрасывавшейся сразу же, когда в ней отпадала надобность, и своих братьев по расе, будь то китайцы, корейцы, филиппинцы и др., японцы не жалели нисколько. Соревнования, сколько пленных можно зарубить одним ударом... возрождение средневекового обычая пожирания печени, вырезанной из ещё живого врага...
И так далее. И тому подобное.
После этого даже атомная бомбардировка Хиросимы уже не кажется чрезмерной. Не будь её, они бы и по сей день воевали.
А мечта барона о разрушении Европы, похоже, сегодня помаленьку осуществляется. Ро́берт-Ни́колай-Максими́лиан (Рома́н Фёдорович) У́нгерн фон Ште́рнберг (нем. Nikolai Robert Max Baron von Ungern-Sternberg ; 17 (29) декабря , Грац - 15 сентября , Новониколаевск) - участник Белого движения . Восстановил независимость Монголии . Автор идеи реставрации Срединной монархии в границах империи Чингисхана . Русский генерал.

Отец - Теодор-Леонгард-Рудольф. Мать - Софи-Шарлотта фон Вимпфен, немка, уроженка . Родители Унгерна много путешествовали по Европе и поэтому мальчик родился у них в Австрии.

Барон вырос в Ревеле у своего отчима барона Оскара Фёдоровича фон Гойнинген-Гюне (Oscar von Hoyningen-Huene) и недолго посещал Николаевскую гимназию Ревеля , откуда был исключён «из-за плохого прилежания и многочисленных школьных проступков». В 1896 по решению матери был отдан в петербургский Морской кадетский корпус, при поступлении в который барон меняет имя на русское и становится Романом Фёдоровичем; за год до его окончания во время Русско-японской войны оставляет учёбу и отправляется на фронт вольноопределяющимся 1-го разряда в 91-й Двинский пехотный полк . Однако когда полк Унгерна прибыл на театр военных действий в Маньчжурию , война уже закончилась. За участие в походе против Японии барон был награждён светло-бронзовой медалью и в ноябре 1905 г. произведен в ефрейторы . В г. поступает и в г. оканчивает Павловское военное училище по 2-му разряду.

Служба

В конце 1914 г. барон переходит в 1-й Нерчинский полк, за время службы в котором был удостоен ордена Святой Анны 4-й степени с надписью «За храбрость». В сентябре 1915 г. барон откомандировывается в отряд особой важности Северного фронта атамана Пунина , задачей которого состояли партизанские действия в тылу противника. За время дальнейшей службы в особом отряде барон Унгерн получил ещё два ордена: Орден Святого Станислава 3-й степени и орден Святого Владимира 4-й степени.

Однако за эксцесс, произошедший позднее - неповиновение и антидисциплинарный поступок - был командиром 1-го Нерчинского полка полковником бароном П. Н. Врангелем из полка удалён и переведён на Кавказский фронт в 3-й Верхнеудинский полк, где оказался вновь вместе со своим другом по предыдущему полку Г. М. Семёновым - будущим атаманом казаков Забайкалья - также удалённым бароном Врангелем из 1-го Нерчинского полка за растрату денежного аванса.

После Февральской революции Семёнов направляет военному министру Керенскому план «использования кочевников Восточной Сибири для образования из них частей „естественной“ (прирождённой) иррегулярной конницы…», который был одобрен Керенским. В июле 1917 г. Семёнов выезжает из Петрограда в Забайкалье , куда и прибывает 1 августа с назначением комиссаром Временного правительства на Дальнем Востоке по формированию национальных частей.

Подготовка к Гражданской войне . Монгольская эпопея

После начала формирования в Маньчжурии Семёновым Особого маньчжурского отряда барон Унгерн назначается комендантом станции Хайлар с заданием привести в порядок разложенные большевистской агитацией находящиеся там пехотные части. Барон занимается поначалу разоружением пробольшевицки настроенных частей. И Семёнов, и Унгерн в это время снискали себе мрачную славу репрессиями против мирного населения, очень часто не имеющего никакого отношения к большевикам . После появления зимой-весной 1918 г. в Забайкалье многочисленных эшелонов с пробольшевицки настроенными солдатами, возвращавшимися с развалившегося германского фронта, семёновский отряд был вынужден отступить в Маньчжурию, оставив за собой лишь небольшой кусочек российской земли в районе реки Онон.

Понимая, что в Монголии его желанным гостем мало кто считает и что руководство страны постоянно оглядывается в сторону большевиков (в 1921 году уже было понятно, что Белое дело в России проиграно и что Урге надо начинать строить отношения с большевистской Россией), барон Унгерн пытается завязать связи с китайскими генералами-монархистами , дабы с помощью их войск реставрировать династию Цин.

Северный поход. Антиунгерновский заговор в Азиатской дивизии

Вопреки ожиданиям Унгерна китайцы не спешили реставрировать ни династию, ни реализовывать план Унгерна - и барону не осталось другого выхода (разве что ещё был вариант уйти в Маньчжурию и там разоружиться - это спасло бы многие тысячи жизней, но было бы капитуляцией), кроме как двинуться в советское Забайкалье, ибо монголы в свою очередь видя, что Унгерн уже не собирается более воевать с Китаем, уже начали менять свое отношение к Азиатской дивизии. К скорейшему уходу из Монголии барона Унгерна подталкивало и предстоящее в весьма скором времени окончание захваченных им в Урге запасов.

Непосредственно перед походом Унгерн предпринял попытку связаться с белым Приморьем. Он писал генералу В. М. Молчанову , однако тот не ответил барону.

В конце мая 1921 года Азиатская дивизия направилась к границе Советской России. Перед походом барон Унгерн собрал наибольшие силы, какими он когда либо располагал.

1-й и 4-й конные полки есаулов Парыгина и Макова, две артиллерийские батареи, пулеметная команда, 1-й Монгольский, Отдельный Тибетский, Китайский, Чахарский дивизионы составляли 1-ю бригаду под командованием непосредственно генерала барона Унгерна численностью 2 100 бойцов при 8 орудиях и 20 пулеметах. Бригада наносила удар на Троицкосавск , Селенгинск и Верхнеудинск .

2-я бригада под командованием генерал-майора Б. П. Резухина состояла из 2-го и 3-го конных полков под командованием полковника Хоботова и сотника Янкова, артиллерийской батареи, пулеметной команды, 2-го монгольского дивизиона и японской роты. Численность бригады - 1 510 бойцов. В распоряжении 2-й бригады находились 4 орудия и 10 пулеметов. Бригаде ставилась задача перейти границу в районе станицы Цежинской и, действуя на левом берегу Селенги, идти на Мысовск и Татаурово по красным тылам, взрывая по пути мосты и тоннели.

В подчинении барона также находились три партизанских отряда: - отряд под командованием полк. Казангарди - в составе 510 бойцов, 2 орудий, 4 пулеметов; - отряд под командованием атамана Енисейского казачьего войска есаула Казанцева - 340 бойцов при 4 пулеметах; - отряд под командованием есаула Кайгородова в составе 500 бойцов при 4 пулеметах. Присоединение названных отрядов к основным силам Азиатской дивизии позволило бы нивелировать численное превосходство красных , выставивших против барона Унгерна на главном направлении более 10 000 штыков. Однако этого не произошло и барон атаковал превосходящего его войска количественно противника.

Поход начался с некоторого успеха: 2-й бригаде генерала Резухина удалось разбить несколько большевистских отрядов, однако одновременно 1-я бригада под командованием самого барона Унгерна была разбита, утратила свой обоз и почти всю артиллерию. За эту победу над бригадой Унгерна тяжело раненый в бою командующий 35-м красным кавалерийским полком К. К. Рокоссовский (будущий маршал СССР) был награждён орденом Красного Знамени . Положение Азиатской дивизии усугублялось ещё и тем фактом, что Унгерн, веривший в предсказания лам , не стал из-за негативного результата гадания вовремя штурмовать Троицкосавск, занятый тогда ещё слабым красным гарнизоном всего в 400 штыков. Впоследствии в момент начала штурма гарнизон большевиков составлял уже почти 2000 человек.

Тем не менее барону Унгерну удалось увести свои войска из-под Троицкосавска - красные не решились преследовать 1-ю бригаду, опасаясь подхода ген. Резухина и его 2-й бригады. Потери бригады барона составили около 440 человек.

В это время советские войска предприняли в свою очередь поход на Ургу и, легко сбив заслоны Унгерна близ города, 6 июля 1921 года вошли в столицу Монголии без боя - генерал барон Унгерн недооценил силы красных , которых хватило и для отражения вторжения Азиатской дивизии в Сибирь, и для одновременной отправки войск в Монголию.

Унгерн, дав небольшой отдых своей бригаде на реке Иро, повел её на соединение с Резухиным, бригада которого, в отличии от войск Унгерна, не только не понесла потерь, но даже была пополнена пленными красноармейцами. Соединение бригад произошло 8 июля 1921 г. на берегах Селенги. А 18 июля Азиатская дивизия уже двинулась в свой новый и последний поход - на Мысовск и Верхнеудинск, взяв которые барон получил бы возможность выполнить-таки одну из своих главных задач - перерезать Транссиб.

Силы Азиатской дивизии к моменту выступления во 2-й поход составляли 3 250 бойцов при 6 орудиях и 36 пулемётах . 1 августа 1921 года барон Унгерн одерживает крупную победу у дацана Гусиноозерского, взяв в плен 300 красноармейцев (треть из которых Унгерн расстрелял в случайном порядке, определяя «по глазам», кто из них сочувствует большевикам), 2 орудия, 6 пулеметов и 500 винтовок, однако во время боя при Новодмитриевке 4 августа первоначальный успех унгерновцев был сведен на нет подошедшим к красным отрядом броневиков, с которым не смогла справиться артиллерия Азиатской дивизии. В Новодмитриевке по личному приказу Унгерна были расстреляны 2 семьи - 9 человек, включая детей, «чтобы не оставлять хвостов» (из личных показаний Унгерна в плену).

Последний бой Азиатской дивизии имел место 12 августа 1921 года у станицы Атаман-Никольской, когда большевикам были нанесены значительные потери артиллерией и пулеметными частями барона Унгерна - из 2000 человек отряда красных ушло тогда не более 600 человек.

После этого барон решил отступить обратно в Монголию, чтобы впоследствии с новыми силами атаковать Урянхайский край.

М. Г. Торновский, подводя итоги июльско-августовских боёв, пишет :

Потери Азиатской дивизии с 20 июля по 14 августа (…) весьма незначительны сравнительно с потерями красных. (…) Потери Азиатской конной дивизии нужно считать примерно такими: убитыми 200 человек, бежавшими 120 человек (в основном бурятов, так как дивизия проходила через районы, населенные именно бурятами), а всего 320 человек + 50 тяжело раненых. Но за это время дивизия получила пополнение из красноармейцев 100-120 человек. Следовательно, дивизия в своем составе почти не уменьшилась и была в полной мере боеспособной. Но горе было в том, что моральный дух в ней был убит, оставалось мало патрон, еще меньше артиллерийских снарядов и почти не оставалось перевязочных материалов.

Азиатская конная дивизия нанесла красным весьма чувствительные потери. Подсчитывая на память, во всех вместе взятых боях она потеряли убитыми не меньше 2 000-2 500 человек, а сколько ранеными - «Ты, Господи, ведаешь». Особенно тяжелые потери красные понесли на реке Хайке и у Гусиноозерского дацана.

Замысел барона, в соответствии с которым дивизия должна была направляться в Урянхай на зимовку, не получил поддержки у чинов дивизии: солдаты и офицеры были уверены, что этот план обрекает их на гибель. Как результат в обеих бригадах возник заговор против барона Унгерна, причем в защиту командира не выступил никто: ни из офицеров , ни из казаков .

16 августа 1921 года командир 2-й бригады генерал Резухин отказывается вести бригаду в Маньчжурию и из-за этого погибает от рук своих подчиненных. А в ночь с 18 на 19 августа заговорщики проводят обстрел палатки самого генерала барона Унгерна, однако последний к этому времени успевает скрыться в направлении расположения монгольского дивизиона (командующий князь Сундуй-гун). Заговорщики расправляются с несколькими близкими к Унгерну палачами, после чего обе взбунтовавшиеся бригады уходят в восточном направлении, дабы через территорию Монголии добраться до Маньчжурии, а оттуда - в Приморье - к атаману Семёнову.

Барон Унгерн предпринимает попытку вернуть беглецов, угрожает им казнью, однако те отгоняют Унгерна выстрелами. Барон возвращается к монгольскому дивизиону, который в конце концов его арестовывает и выдаёт красному добровольческому партизанскому отряду, которым командовал бывший штабс-капитан , кавалер полного банта солдатских Георгиев П. Е. Щетинкин .

Причиной ареста барона монголами послужило стремление последних вернуться домой, их нежелание воевать за пределами своей территории. Командующий дивизионом пытался ценой головы барона Унгерна заслужить себе лично прощение у красных. План князя впоследствии действительно удался: и сам Сундуй-гун, и его люди после выдачи генерала барона Унгерна были отпущены большевиками обратно в Монголию. Потрясенный предательством барон признается потом на допросе:

Процесс и казнь

Награды

Орден Святого Георгия 4-й степени (27 декабря 1914 года : «за то, что во время боя 22 сентября 1914 года, находясь у фольварка Подборек в 400-500 шагах от окопов противника, под действительным ружейным и артеллерийским огнем, дал точные и верные сведения о местонахождении неприятеля и его передвижениях, вследствие чего были приняты меры, повлекшие за собой успех последующих действий»);
Орден Святой Анны 4-й степени с надписью «ЗА ХРАБРОСТЬ» (1914 год);
Орден Святого Станислава 3-й степени (1915 год);
Орден Святой Анны 3-й степени (сентябрь 1916 год).

Пересмотр дела

25 сентября 1998 года Президиум Новосибирского областного суда отказал в реабилитации барона Унгерна Р.Ф.

Память

Генералу барону Унгерну фон Штернбергу посвящена песня «Вечное небо» группы

(1885 - 1921)

Юрий Кондаков, Санкт-Петербург

15 сентября 1921 года был расстрелян барон Унгерн. Убежденный монархист, он не мыслил для России никакого другого государственного устройства. Барон с самого начала революции уже имел свой план создания Срединного Царства, объединяющего все кочевые народы монгольского корня, «по своей организации неподверженные большевизму»

«Кровавый барон» Р.Ф.Унгерн: мифы и факты

На сегодняшний день литература о жизни и деятельности Р.Ф. фон Унгерна-Штернберга достаточна велика. На протяжении советского периода в трудах о бароне сложились определенные тенденции, связанные с мифологизацией его образа. Несмотря на то, что в современной российской литературе оценка деятельности Р.Ф. Унгерна претерпела существенные изменения, штампы, сложившиеся в советское время, все еще продолжают существовать. Одним из первых исследований о борьбе Р.Ф. Унгерна против советской власти написал А.Н.Кислов. Впервые его небольшой труд «Разгром Унгерна» был издан в журнале «Война и революция» в 1931 году. Автор ставил своей целью обзор военных действий, поэтому он мало останавливался на зверствах «кровавого барона». При этом он единственный обвинял Р.Ф. Унгерна в сожжении села Кулинга со всеми жителями, включая женщин и детей, при входе Азиатской конной дивизии в Монголию. В 1964 году труд А.Н.Кислова был издан уже в виде монографии под тем же названием. Автор был более красноречив, описывая деяния барона, чей образ уже прочно сложился в советской литературе: «Озверелые бандиты грабили и убивали мирных советских граждан, расстреливали коммунистов и советских работников, не щадя ни женщин, ни детей… Унгерн захватил с собой около ста заложников, угрожая жестокой расправой в случае какого-либо противодействия со стороны жителей», – писал А.Н. Кислицын без всякой ссылки на источник информации.

Следующий исследователь борьбы с Р.Ф. Унгерном оказался еще более суров. Монография Б. Цибикова была написана в 1947 году, в то время советская литература была переполнена обличением зверств фашизма. С точки зрения автора, Р.Ф.Унгерн был предтечей фашистской идеологии и, соответственно, просто обязан был быть кровавым палачом. К чести Б. Цибикова надо заметить, что он не фальсифицировал данные, черпая информацию из прессы 20-х годов. Например, он заявлял, что по приказу Р.Ф. Унгерна в Урге было убито свыше 400 человек. Автор очень подробно описывал расправы над евреями, приводя конкретные фамилии. Б.Цибиков красочно рисовал картины того, как солдаты Азиатской дивизии, беря за ноги, разрывали детей на две половинки, а сам Р.Ф. Унгерн руководил медленным сожжением на костре пойманного на дороге случайного путника с целью выпытать у него, где хранятся деньги.

В дальнейшем советские авторы уже не прибегали к таким художественным приемам, чтобы живописать зверства барона, но образ «кровавого» закрепился за Р.Ф. Унгерном очень прочно. В 1957 году Г. Кургунов и И. Сороковиков писали в своей книге: «Унгерн – утонченный садист, для него наслаждение не только в смерти его жертвы, а в нестерпимых муках этой жертвы, причиненных различными пытками. Тут и сожжение живого на костре, вырывание крючьями кусков мяса из спины, прижигание пяток каленым железом и т.д.». В монографии «Крушение антисоветского подполья в СССР» Д.Л.Голиков объявлял Р.Ф.Унгерна «изувером-черносотенцем», указывая, что барон оставлял за собой пепелища сожженных деревень и трупы, все имущество «непокорных» он раздавал участникам своей банды и кормился за счет грабежа. Основываясь на газетных публикациях времен Гражданской войны, автор заявлял, что Унгерн сжигал громадные села вместе с женщинами и детьми, а также сотнями расстреливал крестьян. Подобные тенденции сохранились в литературе и 90-х годов. Автор монографии «Политическая история Монголии» С.К.Рощин писал, что Р.Ф.Унгерн был «тиран, маньяк, мистик, человек жестокий, замкнутый, пьяница (в молодости)». При этом автор не отказывалось барону и в некоторых положительных качествах – аскетизм, бешеная энергия, храбрость.

В 90-е годы у исследователей появился доступ к воспоминаниям современников Р.Ф.Унгерна, а самое главное, на них можно было свободно ссылаться в публикациях. Неожиданно выяснилось, что соратники барона были не менее строги к его деятельности, чем советская литература.

Впервые адекватное освещение жизнь и деятельность Р.Ф.Унгерна получили в беллетризированной книге Леонида Юзефовича. К сожалению, подход автора к воспоминаниям современников барона был практически лишен критики. В произведении А.Юзефовича Р.Ф.Унгерн был запечатлен точно таким, каким он был отражен в воспоминаниях соратников. При этом оценка деятельности барона была в целом положительная. Автор монографии «Барон Унгерн фон Штернберг» Е.А.Белов был осторожен со свидетельствами соратников барона. Но ему изменила объективность в описании действий Азиатской конной дивизии во время похода в Россию. На основании показаний Р.Ф.Унгерна на допросах автор делает вывод о том, что «на временно захваченной территории Сибири Унгерн вел себя как жестокий завоеватель, убивал целые семьи коммунистов и партизан, не щадя женщин, стариков и детей». В действительности, расстрел по приказу Р.Ф.Унгерна трех семей из десятков поселков, занятых дивизией, являлся исключением (здесь барон руководствовался какими-то неизвестными нам, но весьма конкретными причинами). Кроме того, Е.А.Белов в описании злодеяний барона на советской территории ссылался на самого недобросовестного мемуариста Н.М.Рибо (Резухина). Отсюда и описания массового грабежа мирного населения, изнасилования женщин, пыток и даже сожжения на костре старика бурята. Все это не подтверждается другими источниками и потому достоверным считаться не может.

С.Л.Кузьмин, редактор сборников документов и автор вступительной статьи к ним, сознательно дистанцировался от мемуаристов, уделяя основное внимание военной и политической деятельности Р.Ф.Унгерна.

Несмотря на большое количество публикаций по данной теме, личность и некоторые аспекты деятельности Р.Ф.Унгерна так и остаются в тени. До сих пор не хватало информации, чтобы подтвердить или опровергнуть традиционный штамп «кровавого барона», распространившийся как в советской литературе, так и в воспоминаниях современников Р.Ф.Унгерна. Положение изменило издание документов и мемуаров, осуществленное под редакцией С.Л.Кузьмина в 2004 году. Теперь появилась возможность осветить и эту сферу деятельности Р.Ф.Унгерна, отделить факты от мифов. Сколько жертв было у «кровавого барона», кто именно пал от его руки, чем руководствовался Р.Ф.Унгерн, определяя наказания врагам, собственным подчиненным и «случайным людям», и, наконец, насколько его деяния являлись исключительными на общем фоне Гражданской войны – на эти вопросы позволит дать ответ данный материал.

Опубликованные С.Л.Кузьминым материалы делятся на два блока 1) документы; 2) мемуары. В свою очередь, в собрании документов выделяются материалы следствия и суда над Р.Ф.Унгерном. Знакомство с этими источниками оставляет странное впечатление. Все три группы документов изображают нам свой собственный образ барона, не схожий с остальными.

Биографические материалы, документы о деятельности Р.Ф.Унгерна во главе Азиатской конной дивизии и его переписка рисуют барона как целеустремленного человека, стратега, талантливого командира и организатора. От вождей белого движения А.В.Колчака, А.И.Деникина, Н.Н.Юденича Р.Ф.Унгерн отличался тем, что был убежденным монархистом и не мыслил для России никакого другого государственного устройства. Главнокомандующие белых армий стояли на позициях непредрешенчества, считая, что армия не должна участвовать в политике. Барон с самого начала революции уже имел свой план создания Срединного Царства, объединяющего все кочевые народы монгольского корня, «по своей организации неподверженные большевизму». Эти кочевые народы должны были в дальнейшем освободить Россию, а затем и Европу от «революционной заразы».

Воплощать свой план в жизнь Унгерн начал еще на Кавказском фронте. В апреле 1917 года им был сформирован отряд из местных жителей айсаров, блестяще зарекомендовавший себя во время боевых действий. Его инициативу поддержал есаул Г.М.Семенов, писавший А.Ф.Керенскому по поводу национальных формирований и 8 июня 1917 года выехавший в Петроград для проведения в жизнь этих планов. Деятельность Р.Ф.Унгерна и Г.М.Семенова была продолжена после Октябрьской революции уже на Дальнем Востоке, где они вступили в борьбу с советской властью.

Проведя почти всю Гражданскую войну на важнейшем железнодорожном пункте связи Дальнего Востока с Китаем станции Даурия, Р.Ф.Унгерн продолжал трудиться над воплощением своих замыслов о реставрации монархии во всемирном масштабе. Главной надеждой в этом отношении стал Китай, где также продолжалась гражданская война между республиканцами и монархистами. Следы глобальных замыслов видны уже в письме Р.Ф.Унгерна к Г.М.Семенову 27 июня 1918 года, где он предлагал, чтобы китайцы, находящиеся в их отрядах, воевали с большевиками, а маньчжуры - с китайцами (видимо, республиканцами), Унгерн считал, что это будет выгодно и для Японии. 11 ноября 1918 года в письме П.П.Малиновскому Р.Ф.Унгерн интересовался подготовкой мирной конференции в Филадельфии и находил нужным послать туда представителей от Тибета и Бурятии. Другая идея, которую Р.Ф.Унгерн подбрасывал своему корреспонденту, была об организации женского общества в Харбине и налаживании его связей с Европой. Последняя строчка письма гласила: «Политические дела занимают меня целиком».

В начале 1918 года в Маньчжурии Г.М.Семенов собрал мирную конференцию, где присутствовали представители хараченов и баргут. Из хараченов в составе белых войск была создана бригада. Вторая конференция прошла в феврале 1919 года в Даурии. Она носила общемонгольский характер и имела целью создание независимого Монгольского государства. На конференции было образовано временное правительство «Великой Монголии», главнокомандование над войсками вручено Г.М.Семенову. В ходе Гражданской войны Р.Ф.Унгерн начал готовить своих офицеров для работы с монголами. Как видно из приказа по Инородческой дивизии от 16 января 1918 года (вероятно ошибка, в действительности 1919 год), ее командир уделял особое внимание обучению личного состава монгольскому языку. С января 1919 года Р.Ф.Унгерн был назначен Г.М.Семеновым ответственным за работу золотых приисков, находившихся под контролем атамана.

«Бог войны». Барон Унгерн фон Штернберг

Барон Унгерн – очень интересная и противоречивая личность, один из наиболее ярких лидеров белогвардейского движения. Он родился на Западе, но его деятельность была связана с Востоком (он был одним из руководителей контрреволюции в Забайкалье и Монголии). Барон мечтал о том, что в скором времени во всем мире победит монархический строй, и за это, по его утверждению, воевал. Но исследователи его жизни за мистицизм, расизм и его философию нередко сравнивали барона с Адольфом Гитлером. Так ли это и к чему в действительности стремился этот человек?

Роберт Николай Максимилиан Унгерн фон Штернберг родился 29 декабря 1885 года в австрийском городе Граце. Его родители, по происхождению эстонцы, принадлежали к старинному баронскому роду. Имеются достоверные сведения о том, что два его предка были рыцарями Тевтонского ордена. Сам Унгерн говорил, что его дед бывал в Индии, где принял буддизм. Буддистом, по утверждению барона, был и его отец. Сам он тоже исповедовал эту древнюю восточную религию.

Через два года после рождения сына семейство Унгернов фон Штернбергов переехало в Ревель (ныне Таллин). Отец Роберта рано умер, а мать через некоторое время вышла замуж вторично. С этого времени она мало внимания уделяла своему сыну, который оказался предоставленным самому себе.

Некоторое время Роберт учился в гимназии, но из нее мальчика вскоре исключили за плохое поведение и отсутствие стремления к учебе. Когда Унгерну исполнилось 11 лет, он по совету матери поступил в петербургский Морской корпус. Став жителем Российской империи, он изменил свое имя на русское – Роман Фёдорович. По окончании учебы его должны были отправить на флот. Однако в 1904 году началась война с Японией. Унгерн, несмотря на то что ему оставалось учиться всего один год, покинул корпус и записался рядовым в пехотный полк.

Но воевать ему не пришлось: война закончилась в 1905 году. А переброска военных частей из европейских регионов России на побережье Тихого океана в то время занимала много времени и часто растягивалась на долгие месяцы. Вообще, в то время, для того чтобы добраться, например, из Москвы до Охотского моря, требовалось около года. Унгерн не успел доехать до театра военных действий и принять участие в сражении во славу Российской империи, как пришло известие о мирных переговорах.

Затем Унгерн поступил в Павловское пехотное училище, которое благополучно окончил в 1908 году. Некоторое время он служил хорунжего в Аргунском полку, относящемся к Забайкальскому казачьему войску (полк базировался на железнодорожной станции Даурия между Читой и китайской границей).

В то время ему было всего 23 года, он был молод, горяч, храбр, уверен в себе, совершал удивительные поступки. Однажды он заключил пари с товарищами по полку, что в определенный срок преодолеет путь из Даурии до Благовещенска (примерно 800 км) верхом, без карт и проводников, не зная дороги, без продовольствия, только с винтовкой и патронами. По дороге ему пришлось переправляться через реку Зею. Унгерн прибыл в Благовещенск вовремя и выиграл пари.

Правда, Унгерн прославился больше не как отважный и храбрый воин, а как пьяница, гуляка и дуэлянт. Он завоевал в корпусе дурную славу, а из-за своего вспыльчивого характера влип в неприятность. Выпив, он поссорился с одним из своих сослуживцев и ударил его. Тот, не стерпев обиды, выхватил шашку и, размахнувшись, ударил Унгерна по голове.

Эта ссора отразилась и на положении барона в воинской части, и на его здоровье. Он был вынужден предстать перед судом за пьянство и был изгнан из корпуса. Однако об этом он вскоре забыл, но рана напоминала о себе на протяжении всей жизни: после этого барон начал жаловаться на головные боли, которые временами бывали настолько сильными, что у него даже падало зрение. Некоторые критически настроенные исследователи жизни Унгерна утверждали, что это ранение в голову отразилось и на психике барона.

Как бы то ни было, разжалованный военный был вынужден покинуть корпус и оказался в Сибири. В сопровождении одного только охотничьего пса он дошел до Монголии, которая находилась в нескольких десятках километров от Даурии.

Монголия уже в течение нескольких столетий находилась под властью маньчжурских оккупантов, но стремилась к завоеванию независимости. Унгерн, попав в эту страну, был очарован ею и решил, что именно она является его судьбой. Восточный уклад жизни, условия быта, одежда, монгольская кухня оказались ему чрезвычайно близки, как будто он родился и вырос здесь.

Решающее значение в этом, возможно, сыграло то, что монголы исповедовали ламаизм – тибетско-монгольскую форму буддизма, которую Унгерн посчитал наиболее подходящей для себя религией. Он быстро освоился в Монголии и добрался до Урги, ее столицы (ныне Улан-Батор), где очень скоро сошелся с Кутукту, верховным ламой, которого, согласно ламаистским традициям, считали воплощением Будды.

Сведения об этом периоде жизни барона Унгерна фон Штернберга очень скудны. Известно, однако, что он принимал активное участие в монгольском освободительном движении и благодаря своей храбрости и отваге завоевал в этой стране всеобщее уважение. Кутукту назначил его командующим монгольской кавалерией. Воспользовавшись нестабильной внутренней обстановкой в Китае, монголы изгнали из страны оккупантов, после чего Кутукту учредил теократический монархический строй, то есть, продолжая оставаться религиозным главой, стал и главой государства.

Российский офицер барон Унгерн фон Штернберг собрался покинуть Монголию. О его подвигах уже были наслышаны в России, и руководство настаивало на его возвращении. Но перед отъездом он по настоянию одного из своих монгольских друзей посетил шаманку в надежде узнать свое будущее. Старая женщина впала в транс и начала прорицать. Она бормотала что-то о войне, богах, реках крови.

Сопровождавший Унгерна друг, принц Джам Болон, объяснил ему смысл ее слов: шаманка сказала, что в Унгерне воплотился бог войны, и что в будущем он будет править огромной территорией, и что при этом будут течь реки крови. Власть Унгерна закончится быстро, и он покинет землю, где был правителем, и этот мир.

Как воспринял Унгерн это странное предсказание, неизвестно. Однако после этого он покинул Монголию и вернулся в Россию, а в следующем, 1912, году совершил поездку по Европе. Ему было тогда 27 лет, и жизнь, которую он продолжал вести, была пустой и беспутной. Но в Европе произошло событие, навсегда изменившее всю его жизнь и оказавшее влияние на формирование его мировоззрения и жизненной философии. Унгерн посетил Австрию, Германию, затем прибыл во Францию и остановился в Париже. Здесь он встретил молодую девушку по имени Даниэла, которую полюбил с первого взгляда. Даниэла ответила на чувства барона, они начали встречаться, гулять по городу, посещать выставки. Но вскоре обстоятельства нарушили идиллию влюбленных: Европа готовилась к войне, и барон должен был вернуться в Россию и в случае необходимости сражаться против германцев. Девушка согласилась последовать за Унгерном, и они отправились в Россию.

Путь их лежал через Германию, но там барон неминуемо был бы арестован как солдат вражеской армии. Тогда Унгерн решил добраться до России морем. Это путешествие было чрезвычайно рискованным, так как баркас, на котором барон направлялся в Россию, был слишком мал для морского путешествия. На море разыгрался шторм, во время которого судно потерпело крушение. Даниэла не умела плавать и утонула, а Унгерну чудом удалось выжить.

Но с того момента барон Унгерн фон Штернберг сильно изменился, как будто оставил свое сердце на дне Балтийского моря, где покоилась его возлюбленная. Он перестал пить, стал умерен, даже аскетичен во всем, перестал обращать внимание на женщин и стал невероятно жестоким. Он не щадил никого: ни своих солдат, ни жителей местностей, через которые ему доводилось проходить, ни себя. Как точно замечал об Унгерне писатель Юлиус Эвола, «великая страсть выжгла в нем все человеческие элементы, и с тех пор в нем осталась только священная сила, стоящая выше жизни и смерти».

Барон Унгерн вернулся в Россию, но вместо того чтобы явиться в военную часть, вышел в отставку и в августе 1913 года отправился в Монголию. Что он делал в этой азиатской стране? Вероятно, он не мог и не хотел жить тихо и спокойно, ему нужна была война. Именно поэтому он отправился на запад Монголии и вступил в отряд Джа-ламы, монаха, специалиста по тантрической магии и разбойника. В тот момент, когда он прибыл на Восток, отряды под предводительством Джа-ламы сражались с китайцами за город Кобдо. Унгерн принял участие в сражении, но отличиться в бою на этот раз ему не представилось возможности.

Однако в России поведением Унгерна были недовольны. Ему передали приказ покинуть отряд Джа-ламы, и он подчинился. К тому же в 1914 году началась Первая мировая война, и «бог войны» отправился на фронт.

Барон Унгерн сражался в составе полка 2-й армии А. Самсонова. Скоро солдаты полка начали рассказывать друг другу о храбрости офицера Унгерна: он ничего не боится, в любом сражении всегда в первых рядах, кажется, что он ищет смерти в бою, но та обходит его – барон как заговоренный. Его не берут ни пули, ни штыки.

Правда, за все время войны он четыре раза был ранен. За храбрость и отвагу, проявленные в боях, он был награжден Георгиевским крестом, орденом Святой Анны 3-й степени, возведен в чин есаула, командира сотни.

Но барон, кажется, относился ко всем наградам с полнейшим равнодушием. Ему нужна была война ради самой войны, и своим стремлением воевать, посвящая этому всего себя без остатка, он поражал даже видавших виды офицеров. Легендарный барон Пётр Николаевич Врангель, про которого один из его сослуживцев как-то сказал, что «…он инстинктивно чувствует, что борьба – его стихия, а боевая работа – его призвание», и тот вынес отрицательные впечатления от знакомства с Унгерном. Врангель оставил о нем такую характеристику: «Среднего роста, блондин, с длинными, опущенными по углам рта рыжеватыми усами, худой и изможденный с виду, но железного здоровья и энергии, он живет войной. Это не офицер в общепринятом значении этого слова, ибо он не только совершенно не знает самых элементарных уставов и основных правил службы, но сплошь и рядом грешит и против внешней дисциплины, и против воинского воспитания, – это тип партизана-любителя, охотника-следопыта из романов Майн Рида. Оборванный и грязный, он спит всегда на полу, среди казаков сотни, ест из общего котла и, будучи воспитан в условиях культурного достатка, производит впечатление человека, совершенно от них отрешившегося. Тщетно пытался я пробудить в нем сознание необходимости принять хоть внешний офицерский облик».

В начале 1917 года Унгерна пригласили в Петроград, где проходил съезд Георгиевских кавалеров. Здесь он поссорился с комендантским адъютантом и сильно избил его (согласно официальной версии, барон был сильно пьян) за то, что тот не предоставил барону квартиру. За этот поступок ему пришлось нести серьезное наказание: он был уволен в запас и осужден на три года тюрьмы. Но отбывать наказание ему не пришлось: началась Февральская революция, власть перешла от царя к Временному правительству, которое освободило многих политических и других заключенных. Унгерн тоже попал под амнистию.

В августе того же года по приказу Александра Фёдоровича Керенского, занимавшего в тот период пост военного и морского министра во Временном правительстве, Унгерн отправился в Забайкалье, где поступил под командование генерал-лейтенанта Григория Михайловича Семёнова. Однако спустя еще два месяца в стране снова произошел переворот: к власти пришли большевики. Семёнов отказался подчиниться новому правительству, не считая его законным. В своих «Воспоминаниях» Семенов писал: «C падением Временного правительства и захватом его функций партией большевиков уже не было законной власти, не было никакого руководства государственным аппаратом на пространстве всей территории России. Всюду царил лишь большевистский террор». Семенов считал своим долгом бороться против власти большевиков. Мнение Унгерна совпадало с мнением его командира, который также считал необходимым бороться против новой власти.

Унгерн находился в отряде Семёнова до 1920 года. В Сибири он обосновался в Даурии и начал формировать Азиатскую дивизию, ядро которой составили буряты и монголы. Средства на содержание дивизии ему приходилось добывать самостоятельно, и он начал облагать данью проезжающие через Даурию поезда. Полученные товары он реализовывал в Харбине, а на вырученные деньги закупал продовольствие и снаряжение. Затем Унгерн начал печатать в Даурии деньги: он сам нарисовал эмблемы для монет, выписал из Японии чеканную машину и распорядился начать печатать монеты из вольфрама, который добывался в местных рудниках. Несмотря на попытки обеспечить дивизию всем необходимым, подчиненные Унгерна постепенно превращались в разбойников и грабили проезжавших через Даурию купцов, а также близлежащие поселения и монастыри. Барон не препятствовал им в этом. В его голове зрели грандиозные планы, он мечтал о создании нового рыцарского ордена и не обращал никакого внимания на творимые его людьми бесчинства.

Одновременно Унгерн требовал от солдат железной дисциплины. Когда-то он любил выпить, а теперь, став командиром дивизии, категорически запрещал своим подчиненным пить. Однако никакие штрафы и наказания не помогали: солдаты продолжали напиваться. Тогда Унгерн пошел на крайние меры: однажды он приказал бросить 18 пьяных офицеров в реку. Стояла зима, вода в реке замерзнуть еще не успела, но была очень холодной. Кое-кому из офицеров удалось спастись, большинство утонуло. Но пить бросили все, даже те, кто стоял на берегу и смотрел на жестокую расправу.

Многие отмечали, что Унгерн был чрезвычайно, нечеловечески жесток и безжалостно наказывал своих подчиненных за малейшие проступки. Часто применялись телесные наказания: провинившегося били палками, иногда до тех пор, пока кожа не повисала клочьями, в некоторых случаях – до смерти. Казненных таким способом Унгерн не разрешал хоронить, и их тела выбрасывали в степь, где их обгладывали волки и одичавшие собаки.

Унгерн становился все более странным: например, он любил совершать конные прогулки по сопкам после захода солнца, совершенно не опасаясь волков, вой которых приводил в ужас местных жителей. Майор Антон Александрович, по происхождению поляк, исполнявший в дивизии роль инструктора монгольской артиллерии, оставил о своем командире такую характеристику: «Барон Унгерн был выдающимся человеком, чрезвычайно сложным, как с психологической, так и с политической точки зрения.

1. Он видел в большевизме врага цивилизации.

2. Он презирал русских за то, что они предали своего законного государя и не смогли сбросить коммунистическое ярмо.

3. Но все же среди русских он выделял и любил мужиков и простых солдат, интеллигенцию же ненавидел лютой ненавистью.

4. Он был буддистом и был одержим мечтой создания рыцарского ордена, подобного ордену тевтонцев и японскому бушидо.

5. Он стремился создать гигантскую азиатскую коалицию, с помощью которой он хотел отправиться на завоевание Европы, чтобы обратить ее в учение Будды.

6. Он был в контакте с далай-ламой и с мусульманами Азии. Он обладал титулом монгольского хана и титулом «бонза», посвященного в ламаизм.

7. Он был безжалостным в такой степени, в какой им может быть только аскет. Абсолютное отсутствие чувствительности, которое было характерно для него, можно встретить лишь у существа, которое не знает боли, ни радости, ни жалости, ни печали.

8. Он обладал незаурядным умом и значительными познаниями. Его медиумичность позволяла ему совершенно точно понять сущность собеседника с первой же минуты разговора».

Довольно оригинальная характеристика, особенно для белогвардейского офицера. К этому можно еще добавить, что Унгерн, несмотря на ум и высокий интеллект, был легко внушаемым человеком. Его постоянно окружали шаманы, к мнению которых он часто прислушивался, принимая то или иное важное решение.

Большевиков волновал вопрос, что Унгерн собирается делать дальше. Председатель ВЧК (Всероссийская Чрезвычайная Комиссия) Феликс Эдмундович Дзержинский в рапорте на имя В. И. Ленина писал: «Похоже, Унгерн более опасен, чем Семёнов. Он упрям и фанатичен. Умен и безжалостен. В Даурии занимает ключевые позиции. Каковы его намерения? Вести наступление на Ургу в Монголии или на Иркутск в Сибири? Отойти к Харбину в Маньчжурии, потом к Владивостоку? Идти на Пекин и восстановить на китайском троне маньчжурскую династию? Его монархические замыслы безграничны. Но ясно одно: Унгерн готовит переворот. На сегодняшний день это наш самый опасный враг. Уничтожить его – вопрос жизни и смерти». Далее Дзержинский писал: «Слова „комиссар“ и „коммунист“ барон произносит с ненавистью, чаще всего добавляя: „Будет повешен“. У него нет фаворитов, он необычайно тверд, непреклонен в вопросах дисциплины, очень жесток, но и очень легковерен... Живет в окружении лам и шаманов... Из пристрастия к скандальному и необычному называет себя буддистом. Более вероятно, что он принадлежит к крайне правой балтийской секте. Враги называют его „безумным бароном“».

Таким образом, в Москве беспокоились о ситуации в Забайкалье, но сделать ничего не могли: Унгерн был очень силен, и его солдаты слушались его беспрекословно. Выслать войска в Сибирь тогда, при нестабильной политической обстановке в стране, не представлялось возможным.

Так прошло два года. В 1920 году генерал-лейтенант барон Унгерн фон Штернберг (этот чин ему присвоил Семёнов в 1919 году) выступил в поход. Выйдя из Даурии, он пересек границу Монголии и подошел к Урге, которая в тот период была оккупирована китайцами. Правитель Монголии, верховный лама Богдо-гэгэн был вынужден отречься от престола и содержался под стражей в своем дворце.

В Азиатскую дивизию Унгерна входило 2 тысячи солдат. Им пришлось сражаться против 12 тысяч солдат и 3 тысяч мобилизованных горожан. В этом сражении в полной мере проявился полководческий талант барона: несмотря на значительное численное превосходство противника, Азиатская дивизия одержала победу и освободила Ургу. За это барон Унгерн фон Штернберг получил от Богдо-гэгэна титул хана, на который прежде имели право только принцы крови, и получил в подарок рубиновый перстень со священным знаком «суувастик».

Однако китайцы не захотели смириться с поражением. Они направили к монгольской столице 10-тысячное войско под командованием генерала Чу Лицзяна. Унгерн при взятии Урги потерял большую часть своей дивизии. Но об отступлении он тоже не думал. Он собрал войско из местных жителей, которые не желали снова оказаться под властью китайцев. По численности его отряд снова уступал противнику, но на этот раз перевес был не так велик: против китайцев собирались сражаться 5 тысяч человек. Была и другая проблема: недостаток патронов, но и ее удалось решить. Инженер Лисовский предложил лить пули из стекла. Дальность их полета была невелика, но ранения, причиняемые ими, в большинстве случаев были смертельны.

На одной из равнин Монголии началось самое крупное за последние два столетия сражение, в котором приняли участие 15 тысяч человек. Богдо-гэгэн наблюдал за происходящим с вершины близлежащей сопки, воздевал руки к небу в молитве и кружился в ритуальном танце, призывая на помощь высшие силы. Барон Унгерн принимал самое активное участие в сражении: он храбро вел свои отряды в бой и с невероятным хладнокровием громил китайцев.

Монголы победили китайцев, которые с позором бежали с поля боя. Монголия обрела независимость. Унгерн даже не был ранен, несмотря на то что на его халате, сапогах, седле и сбруе насчитали около 70 следов от пуль.

Барон оставался в Монголии несколько месяцев, в течение которых проявил себя как безграничный диктатор этой страны. Некоторое время он с присущим ему упорством твердил о восстановлении некогда великой и могущественной империи Чингисхана, ради чего был готов сражаться и даже отдать свою жизнь. Он рассчитывал, что со временем она станет самой великой империей на Земле и перевесит влияние западных стран. А пока он рассчитывал основать на территории Монголии государство, свободное и от капиталистического, и от большевистского влияния.

У. фон Штернберг

Но он имел в виду не политическое, вернее, далеко не только политическое влияние. На первом месте для него оставались религия и философия. Он считал, что великая миссия Монголии заключается в том, что она должна остановить всемирную революцию. Он мечтал о создании своего ордена, которому собирался передать известный ему секрет скандинавских рун и тайное, только ему открывшееся знание. Монголию он считал наиболее подходящим для этого местом, так как именно в этой части земного шара, согласно древним легендам, находится подземная страна Аггарта, в которой «не действуют законы времени и где пребывает Король Мира, Шакраварти».

Тем временем Унгерн получил известия о том, что белогвардейские отряды один за другим пали под натиском красных: атаман Семёнов оставил Читу, и в город вошел генерал Блюхер. Солдаты Врангеля бежали из Крыма. Большевики захватили уже практически всю Россию, и противостоять им могла только конная дивизия Унгерна, но и она была уже наполовину разгромлена в боях с китайцами. При этом барон чувствовал, что настало время вступить в сражение с большевиками, несмотря на то что силы были не равны.

В мае он покинул Ургу и с небольшим отрядом солдат, некогда входивших в Азиатскую дивизию и уцелевших в двух боях с китайцами, вернулся, точнее, вторгся на территорию России. Он нападал на небольшие селения и разорял их. Отряды РККА (Рабоче-крестьянской Красной армии) пытались бороться с ним, но он всякий раз оказывался проворнее, и ему удавалось уйти от них.

Большевики, понимая, что перед ними сильный враг, стягивали в Забайкалье все больше отрядов. Под их натиском Унгерн отступал со своими людьми на юг, в Китай. Однако прежде, чем отступить, он совершил налет на Иркутский банк и забрал все хранящиеся в нем драгоценности и золотой запас. Нагрузив сокровищами караван из 200 верблюдов, он отправился в Китай.

Передвигаться с таким грузом было чрезвычайно опасно, поэтому Унгерн приказал зарыть клад на территории Монголии, в районе одного из озер (предположительно неподалеку от озера Вуир-Нур).

Отряд казаков-бурятов под руководством полковника Сипайло, коменданта штаба и доверенного лица Унгерна отвел караван в запланированное место. Буряты помогли Унгерну и Сипайло укрыть клад, а затем по приказу барона все они были расстреляны. Унгерн не доверял никому и решил не рисковать. Правда, Сипайло он оставил в живых.

Именно в этот период Унгерн стал понимать свою ошибку: ему не одолеть большевиков, которые уже захватили всю Россию. И он решил идти в Тибет, место, свободное от всяких политических влияний, и основать там свой орден, открыть школу и учить в ней силе, умению противостоять обстоятельствам. Для этого необходимо было преодолеть тысячу километров по охваченному революцией Китаю, но барон не страшился этого: он был уверен, что легко справится с разрозненными отрядами китайских мародеров. Достигнув Тибета, он планировал вступить в контакт с самим далай-ламой, высшим жрецом буддизма.

Однако мечтам барона не суждено было осуществиться. Подчиненные Унгерна, изо дня в день слушая его безумные речи о школах, рунах и орденах, видя его безумные глаза, все больше убеждались, что он потерял связь с реальностью. Так не могло продолжаться долго: конец был уже близок.

Вскоре дивизия Унгерна попала в окружение, которое уже не смогла прорвать. Барон был ранен и взят в плен. История его пленения также полна загадок и тайн. Рассказывали, что Унгерн до самого конца продолжал оставаться неуловимым для своих врагов, большевики не могли взять его живым, не могли и застрелить или хотя бы ранить. Его как будто охраняла неведомая сила, природу которой никто не мог постичь. Но все попытки красных хотя бы ранить Унгерна оканчивались ничем: пули то не долетали до цели, то застревали в его шинели и ранце.

Сами подчиненные Унгерна под конец стали поговаривать между собой о том, что их командиром является сам дьявол. А раз высказанная вслух, эта идея стала обрастать все новыми и новыми подробностями, часто далекими от реально происходящих событий. Наконец буряты решили сдать своего командира красным, купив таким образом свою жизнь и свободу. Однажды вечером они опоили барона отваром из смеси трав, после чего он крепко уснул, связали по рукам и ногам и, бросив его в шатре, бежали. Таким образом он и попал в плен к большевикам.

Барона Унгерна под конвоем отправили в Новосибирск, где над ним состоялся суд. С ним обращались очень вежливо, демонстрируя тем самым гуманное отношение к врагам новой власти. Пленному даже оставили шинель с необычным круглым монгольским воротником, которая была сшита по его указаниям, и Георгиевский крест, который он продолжал носить. Однако барон, опасаясь, как бы крест не попал в руки большевиков после суда, поломал его на куски и проглотил их.

Большевики предлагали барону Унгерну фон Штернбергу сотрудничать с ними, но белый генерал категорически отказался, прекрасно понимая, что это может стоить ему жизни. Он обосновал свой отказ так: «Идея монархизма – главное, что толкало меня на путь борьбы. Я верю, что приходит время возвращения монархии. До сих пор шло на убыль, а теперь должно идти на прибыль, и повсюду будет монархия, монархия, монархия. Источник этой веры – Священное Писание, в котором есть указания на то, что это время наступает именно теперь. Восток непременно должен столкнуться с Западом».

Затем он высказал свое отношение к Востоку и Западу: «Белая культура, приведшая европейские народы к революции, сопровождавшаяся веками всеобщей нивелировки, упадком аристократии и прочая, подлежит распаду и замене желтой, восточной культурой, образовавшейся 3000 лет назад и до сих пор сохранившейся в неприкосновенности. Основы аристократизма, вообще весь уклад восточного быта чрезвычайно мне во всех подробностях симпатичны, от религии до еды». До последних дней своей жизни находясь в убеждении, что Востоку предстоит играть главенствующую роль в мировой истории, Унгерн даже советовал комиссарам, которые вели допрос, направить войска через пустыню Гоби для объединения их с революционными отрядами Китая и излагал свое мнение относительно того, как лучше спланировать этот поход.

29 августа 1921 года состоялось заключительное заседание военного трибунала, на котором было принято окончательное решение о судьбе подсудимого. Генерал-лейтенант Роман Фёдорович Унгерн фон Штернберг был приговорен к расстрелу. Вскоре состоялась и казнь. Приговор привел в исполнение председатель Сибирской ЧК Иван Павлуновский.

Казнь совершили на рассвете. Унгерна вывели из камеры в тюремный двор, вслед за ним вышел председатель. Барон Унгерн фон Штернберг повернулся лицом к востоку и устремил взгляд вперед, на восходящее солнце. Руки у него были связаны за спиной, так как конвоиры, наслушавшись легенд о Божественной природе своего подконвойного, боялись его даже безоружного. О чем он думал в эту минуту?

О загадочной Шамбале, которую ему так и не удалось отыскать, как это не удалось многим до и после него? О сделанных ошибках? Может быть, о Даниэле, которая изменила бы всю его жизнь, если бы не утонула во время шторма в волнах Балтийского моря? Как знать, как сложилась бы история России и Монголии, если бы «бог войны» не исполнил своего предназначения?

Прогремел выстрел, пуля вылетела из ствола револьвера, находившегося в твердой руке председателя и направленного Унгерну прямо в затылок. В последний миг глаза барона немного расширились: ему показалось, что пейзаж вокруг до неузнаваемости изменился и он находится не на тюремном дворе среди конвоиров, а на вершине крутой скалы и смотрит вдаль, в голубое небо, по которому медленно плывут золотистые облака.

Еще через мгновение из раны брызнула густая, красная и горячая кровь. Председатель медленно опустил правую руку, затем так же медленно вытер с нее кровь поданным ему полотенцем. Затем он повернулся и ушел с места расстрела.

«Бог войны» покинул этот мир. На тюремном дворе осталась лежать только его телесная оболочка, скорченное тело, которое еще недавно было живым человеком, а теперь его предстояло сжечь и развеять прах по ветру.

Данный текст является ознакомительным фрагментом. Из книги Самодержец пустыни [Издание 1993 г.] автора Юзефович Леонид

I Письма Р. Ф. Унгерн-Штернберга 1. П. П. Малиновскому 17 сентября 1918 г. Даурия Многоуважаемый Павел Петрович! Благодарю Вас за Ваши два письма. Дышат они непоколебимою верою в успех. В последней моей поездке в Читу я эту веру потерял. Стыдно сознаться, но будьте уверены, что

Из книги Самодержец пустыни [Издание 1993 г.] автора Юзефович Леонид

IV Н. М. Рибо (Рябухин) История барона Унгерн-Штернберга, рассказанная его штатным врачом (Перевод с английского Н. М.

Из книги Самая страшная русская трагедия. Правда о Гражданской войне автора Буровский Андрей Михайлович

Роман Федорович Унгерн фон Штернберг (1886–1926) Родился в родовом имении на о-ве Даго (ныне Хийумаа, в Эстонии), барон. Гордился происхождением от известного пирата XVII века.Окончил Павловское военное училище (1908) и назначен в Забайкальское казачье войско. Участник 1-й мировой

Из книги Осажденная крепость. Нерассказанная история первой холодной войны автора Млечин Леонид Михайлович

Атаман Семенов и барон Унгерн Одна дама из знатной дворянской семьи вспоминала, как в Чите оказалась в резиденции хозяина города атамана Григория Михайловича Семенова. Перед входом в бывший губернаторский дом с одной стороны на цепи сидел медведь, а с другой - орел. Эта

Из книги Вожди белых армий автора Черкасов-Георгиевский Владимир

ДАЛЬНЕВОСТОЧНЫЕ АТАМАНЫ Генерал-лейтенант Г. М. Семенов и генерал-лейтенант барон Р. Ф. Унгерн фон Штернберг Этой главой заканчивается наша книга, и вспомним цитату, какой сборник начинался в первом очерке, где, хотя и советской терминологией, но верно отмечена

автора

Вольфганг Акунов БАРОН ФОН УНГЕРН - БЕЛЫЙ БОГ ВОЙНЫ Моим друзьям Михаилу Блинову и Дмитрию Шмарину ГЕРБ БАРОНОВ УНГЕРН-ШТЕРНБЕРГ «Щит четверочастный с малым серебряным щитком в середине, в коем золотая шестиконечная звезда над зеленым трехглавым холмом. В первой и

Из книги Барон фон Унгерн - белый бог войны [исторические миниатюры] автора Акунов Вольфганг Викторович

ГЕРБ БАРОНОВ УНГЕРН-ШТЕРНБЕРГ «Щит четверочастный с малым серебряным щитком в середине, в коем золотая шестиконечная звезда над зеленым трехглавым холмом. В первой и четвертой частях в голубом поле три золотых лилии (2+1). Во второй и третьей частях в золотом поле

Из книги Барон фон Унгерн - белый бог войны [исторические миниатюры] автора Акунов Вольфганг Викторович

" Кажется, из монархистов только я один в целом свете." Барон Р.Ф. фон Унгерн-Штернберг. 15 сентября 1921 г. перед судом «революционного трибунала» в Новониколаевске (еще не переименованном большевиками к тому времени в Новосибирск) предстал Начальник Азиатской Конной

Из книги Легенды и загадки земли Новгородской автора Смирнов Виктор Григорьевич

Иоганн Фридрих Унгерн-Штернберг Автор (1763-1825) - остзейский дворянин (барон), ландмаршал лифляндского дворянства, секретарь федерального суда. Его дом в Тарту стал первым зданием вновь открытого в 1802 году Тартуского университета, в котором он был заместителем куратора.

Из книги Повседневная жизнь на острове Святой Елены при Наполеоне автора Мартино Жильбер

Барон фон Штюрмер Австрийский коллега маркиза барон фон Штюрмер - профессиональный дипломат, сотрудник князя Шварценберга, исполнявший важные дипломатические поручения в Санкт-Петербурге, Париже и Флоренции и назначенный на Святую Елену в награду за «честную и

Из книги Геринг, брат Геринга. Незамеченная история праведника автора Берк Уильям Хастингс

Глава 8 Барон фон Мош “Вам письмо”. Это он. Под конец планы поменялись. Он хочет встретиться в это воскресенье в Париже. Сегодня пятница, и я во Фрайбурге. Новый план: сегодня взять машину напрокат, отправиться в путь в ночь на субботу сразу после смены, домчаться до Парижа и

Из книги Призрачные страницы истории автора Черняк Ефим Борисович

Из книги 500 великих путешествий автора Низовский Андрей Юрьевич

Хорватский барон в Мексике Первым путешественником, отправившимся в Мексику из стран Балканского полуострова, был барон Иван Раткай – миссионер и автор путевых заметок. Он родился 22 мая 1647 г. в Великом Таборе – средне вековом замке в хорватском Загорье. Окончив

Из книги За кулисами истории автора Сокольский Юрий Миронович

«Вы шутите, барон?» Иногда в старых мемуарах можно найти много интересного и поучительного. Вот что нам удалось извлечь из воспоминаний М. Ф. Каменской.В начале прошлого века ректором Академии художеств был Иван Петрович Мартос. Это был известный скульптор: в Москве, на