Онлайн чтение книги конь с розовой гривой. «Конь с розовой гривой» пересказ Краткое описание конь с розовой гривой

Сибирский писатель В. П. Астафьев – это многогранный, талантливый автор, написавший огромное количество литературных произведений, сюжеты которых взяты из жизни, в том числе и из собственной. Краткое содержание рассказа «Конь с розовой гривой» позволит уловить суть и смысл данного шедевра.

Астафьев Виктор Петрович (1924-2001 гг.) – это автор, который написал цикл прозаических произведений «Последний поклон», куда вошло несколько сборников рассказов, в том числе «Конь с розовой гривой».

Это автобиографическое произведение.

Сюжет произведения прост, но немалый его объем занимает описание семейства Левонтия и отвлечение на другие вещи, которые позволяют читателю получить развернутое представление о главном герое и людях, его окружающих.

Фабула рассказа «Конь с розовой гривой»

1. Катерина Петровна засобиралась в город и послала внука на увал, набрать в туес земляники.
2. Семилетний мальчик Митя пошел за ягодой не один, а в компании не очень честных и воспитанных соседских детей.
3. Манипуляции с туеском, травой и горсткой ягодок, больше похожие на мошенничество.
4. Украденные калачи для «старшого из левонтьевских».
5. Мучительные раздумья и нереализованное желание поведать правду бабушке.
6. Рыбалка, уличные игры допоздна и нежелание идти домой.
7. Ночлег в чулане.
8. Раскаяние, прощение, награда.

Важно! Повествование ведется от лица семилетнего мальчика, которого автор назвал Митей, хотя, по всем канонам это должен быть Витя, учитывая то, что рассказ «Конь с розовой гривой» — это произведение автобиографическое, что как бы обязывает дать ключевому персонажу свое имя.

Краткое содержание рассказа

Послала меня бабка Катерина набрать земляники, и пообещала, что привезет из города пряничного коня, как продаст собранную мной ягоду. Утром в компании с ребятней дядьки Левонтия, работающего на лесозаготовках, отправился я за ягодой, взяв с собой берестяной туесок.

Левонтьевские орлы — ушлые ребята: они собирали ягоду прямо себе в рот, разбросав заготовленную для лесных даров посуду, за что получили нагоняй от старшего брата Саньки. Завязалась потасовка, в ходе которой остатки земляники были безжалостно растоптаны.

Когда пришла пора возвращаться домой, то перед глазами нарисовался пустой туесок, который я наполнил травой, а для правдоподобия и создания иллюзии приукрасил ягодой.

Для этого хватило пару горсточек ягоды. Так сделать мне посоветовал многоопытный Санька.

Бабушка меня расхваливала на все лады, но пересыпать ягоду не стала, решив везти ее в город в моей посудине.

Я поделился своей бедой с Санькой, и за молчание он потребовал с меня несколько калачей, которые мне пришлось украсть. Утром я хотел покаяться перед бабушкой и раскаяться, но не успел – она уже уехала.

Пошли мы с Санькой рыбу удить, и едва у меня клев пошел, как вдруг показалась лодка с тремя мужиками, лихо орудующими веслами, и бабушкой, грозящей кулаком. Я прослонялся до ночи на улице, пока соседка не отвела меня домой.

Мне было стыдно и страшно. Юркнув в кладовку, я пристроился на ночлег на постели-времянке, а утром обнаружил, что кто-то заботливо укрыл меня полушубком. Это был дедушка, приехавший с заимки, который и уговорил меня попросить прощения.

Катерина Петровна была очень сердита, называла меня мошенником и каторжанином, но заветный пряник незаметно появился на столе, и тогда я понял, что прощён.

Краткий пересказ

Мальчик-сирота Митя, проживающий с бабушкой и временно отсутствующим дедушкой, идет за земляникой, но не один, а в компании с соседскими ребятишками.

Чтобы понять характеры и характеристики левонтьевских отпрысков, придется читать «Конь с розовой гривой» полностью, так как краткое содержание не сможет вместить в себя описание семьи Левонтия. За туесок земляники, который должен набрать Митя, бабушка обещает привезти ему из города подарок.

Белый конь с розовой гривой – это пряник, являющийся предметом вожделения деревенских детей.

Придя в лес с сыновьями и дочерьми дядьки Левонтия, Митя попал под их негативное влияние, и раззадоренный старшим из них Санькой, высыпал с трудом собранную ягоду на всеобщее «съедение».

После этого дети посвятили остаток дня своим детским развлечениям.

Митя, не зная, как показаться на глаза бабушке без ягод, послушался совета Саньки: он наполнил туес почти доверху травой, а после насобирал пару гостей земляники и буквально прикрыл ей свой обман.

Когда Митя вернулся домой с туесом, якобы полным ягод, Катерина Петровна наговорила ему кучу приятных слов и пообещала, что пряничный конь с розовой гривой – это будет награда за Митины труды.

Наутро она отбыла на базар, а Митя хотел рассказать ей о своем обмане, но благополучно проспал тот момент, когда Катерина Петровна уехала.

Терзаемый угрызениями совести, чувством вины и нехорошими предчувствиями, главный герой с трудом пережил этот длинный день, который он провел вне дома, потому что сначала Санька сманил его на рыбалку, а потом до наступления темноты они играли в лапту. Домой Мите идти было страшно и стыдно.

Поздним вечером Митю привела домой соседка, которая после о чем-то долго разговаривала с Катериной Петровной. Наутро всякий входящий в дом из первых уст узнавал о Митиной проделке, но у мальчика появился надежный союзник – дедушка, который очень своевременно приехал с заимки.

По совету дедушки «мошенник» попросил «прошшення», за что и получил награду – заветный пряник, и одновременно с ним — хороший урок, который был полностью усвоен.

Эпизоды

Краткий пересказ не позволяет детально рассмотреть эпизоды, когда:

1. Дети резвятся на Фокинской речке, а после бросают Митю одного в лесу.
2. Санька заставляет Митю таскать ему калачи, шантажируя его тем, что всё расскажет Катерине Петровне.
3. Утром приехал дедушка.

Важно! В этих эпизодах сокрыт глубокий смысл, и эти сцены имеют особое значение.

Полезное видео

Подведем итоги

На протяжении всего рассказа герой был неоднократно втянут в тяжкий обман левонтьевским Санькой. Краткий пересказ не содержит также описания деревенского быта и семьи Левонтия, хотя и без этого сюжет произведения вполне понятен, но «лирические отступления» добавляют в него еще больше красок.

Вконтакте

Краткий пересказ «Конь с розовой гривой» напомнит о чем написал Астафьев в своем автобиографическом рассказе.

Пересказ рассказа «Конь с розовой гривой»

Повествование в рассказе ведется от лица Витьки. Автор вспоминает случай из своей жизни, который произошел, когда он был еще мальчиком. После смерти родителей жил он с бабушкой в селе. Однажды бабушка отправила его в лес за земляникой, пообещав, что если он наберет полный туесок ягод, то она привезет ему из города пряник в виде коня с розовой гривой. О таком прянике мечтали все мальчишки в деревне, и конечно же, автор решил без ягод из леса не возвращаться.

Отец ребят, с которыми бабушка отправляла мальчика за ягодами, сосед Левонтий, работал работал на лесозаготовках. Примерно раз в пятнадцать дней «Левонтий получал деньги, и тогда в соседнем доме, где были одни ребятишки и ничего больше, начинался пир горой», а жена Левонтия бегала по селу и отдавала долги. В такие дни Витька всеми способами пробирался к соседям. Бабушка не пускала. «Нечего этих пролетариев объедать», - говорила она. У Левонтия Витку охотно принимали и жалели как сироту. Заработанные соседом деньги кончались быстро, и тётка Васёна снова бегала по селу, одалживала.

Когда герой уже набрал несколько стаканов земляники, между детьми Левонтия завязалась драка – старший сын заметил, что остальные не собирают землянику, а едят ее. Во время драки они рассыпали и ту землянику, которую уже успели собрать, а потом решили отправится на речку. И тут они заметили, что у героя еще осталась земляника, тут же подговорив и его съесть все ягоды, что он и сделал. Мальчику было жалко ягод, но напустив на себя отчаянность, он помчался с остальными к реке.

Ребята весь день провели гуляя. Домой возвращались вечером. Чтобы бабушка не ругала главного героя, ребята посоветовали ему заполнить посудину травой, а сверху присыпать ягодами. Мальчик так и сделал. Бабушка была очень рада, не заметив обмана и даже решила не пересыпать ягоды. Чтобы Санька не рассказал о случившемся Катерине Петровне, рассказчику пришлось украсть для него из кладовки несколько калачей.

Мальчик жалел, что дедушка его находился на заимке «километрах в пяти от села, в устье реки Маны», так бы он мог сбежать к нему. Дедушка никогда не ругался и разрешал внуку гулять допоздна.
Витька хотел дождаться утра и рассказать бабушке правду. Но проснулся, когда бабушка уже уехала на базар. Вместе с левонтьевскими ребятами он пошел на рыбалку. Санька наловил рыбы, развел костер. Не дождавшись, пока рыба допечется, левонтьевские ребята съели ее полусырой, без соли и без хлеба. Искупавшись в реке, все упали в траву.

Неожиданно из-за мыса показалась лодка, в которой сидела Екатерина Петровна. Мальчик сразу бросился бежать, хотя бабушка грозно кричала ему вслед. Рассказчик до самой темноты пробыл у двоюродного брата. Домой его привела тетка. Спрятавшись в кладовке среди половиков, мальчик надеялся, что если он будет думать о бабушке хорошо, «она об этом догадается и все простит».

Главный герой начал вспоминать свою мать. Она так же возила продавать ягоды в город. Как-то их лодка перевернулась, и мать утонула. Узнав о гибели дочери, бабушка шесть суток пробыла на берегу, «надеясь задобрить реку». Ее «почти волоком утащили домой», и после она еще долго грустила по умершей.

Проснулся Витька от первых лучей солнца. На него был накинут дедушкин полушубок. Мальчик обрадовался – приехал дедушка. Все утро бабушка каждому, кто наведывался к ним, рассказывала, как продавала ягоды «культурной дамочке, в шляпке» и какую пакость совершил внук.

Зайдя в кладовку за вожжами, дедушка подтолкнул внука в кухню, чтобы тот извинился. Плача, мальчик попросил у бабушки прощения. Женщина «все еще непримиримо, но уже без грозы» позвала его есть. Слушая слова бабушки о том, «в какую бездонную пропасть ввергло» его «плутовство» мальчик снова разревелся. Закончив ругать внука, женщина все же положила перед ним пряничного коня с розовой гривой, приговаривая, чтобы он больше никогда ее не обманывал.

«Сколько лет с тех пор прошло! Нет в живых дедушки, нет и бабушки, да и моя жизнь клонится к закату, а я все не могу забыть бабушкиного пряника - того дивного коня с розовой гривой».

Краткий пересказ рассказа «Конь с розовой гривой» для читательского дневника лучше немного сократить. Вот пример:

Деревенский мальчик Витька мечтает о прянике в виде коня с розовой гривой. Он отправляется собирать землянику,ведь бабушка обещает ему за это пряничного коня. Мальчик не сдержался и съел всю корзину ягод,которые насобирал. Потом он схитрил и положил траву в корзину, насобирал немножко ягод и накрыл ими траву. Всё время его мучила совесть и он хотел рассказать бабушке, но не успел.

Бабушка утром отправилась на базар, а внука мучила совесть и страх, что будет, когда обман раскроется. От стыда мальчик не хотел идти домой. Бабушка тем временем уже рассказала о мошеничестве внука. Когда он пришёл бабушка, расстроилась, отругала мальчика, но все-таки купила ему пряник — коня с розовой гривой.

Год: 1963 Жанр: рассказ

Главные герои: Бабушка и её внук Витя

«Конь с розовой гривой» – рассказ Астафьева о том, как мальчик обманул свою бабушку, и что ему за это было. События происходят в таежной деревне, на берегах Енисея в 1960-е годы. Повествование ведется от первого лица: взрослого мужчины, который вспоминает историю с обманом из своего детства. Лишь извинившись перед бабушкой, по совету дедушки, мальчик получил заветного коня.

Основная тема рассказа – это взросление, становление личности человека. Автор показывает, как незначительный эпизод жизни может полностью изменить мировоззрение.

Вывод. Рассказ Виктора Астафьева «Конь с розовой гривой» передает необычные примеры того, как развивается характер человека, как формируется личность ребенка. Мальчик признает свою вину, и наказанием для него становится неприятное чувство стыда и унижения, от которого хочется скорее избавиться и никогда его больше не испытывать. Рассказ учит милосердию и доброте, любви и раскаянию.

Читать краткое содержание Конь с розовой гривой Астафьева

3Автор рассказа «Конь с розовой гривой» в роли осиротевшего мальчика живет вместе с бабушкой. Рядом с ними живут соседи – семейство Левонтия. Это обычная семья растяп, членам которой чужды тишина и покой. На примере забора сразу видно, что к делу они подходят несерьезно.

Глава семьи – Левонтий – бывший моряк, любитель выпить. Когда он получал деньги, его жена бегала по деревне и раздавала долги. Мальчик очень любил ходить к ним в гости, потому что сразу становился объектом всеобщего внимания у зевак. Но бабушка наказывала не ходить к соседям, не объедать их.

Однажды дети решили пойти в лес за ягодами. Автору бабушка за корзину ягод обещала купить пряник в виде коня. Конь является олицетворением человека труда, вокруг него и завязан весь сюжет рассказа. Сам он был белый, а грива, копыта, глаза и хвост – розовые. С таким пряником мальчик становился центром внимания всех вокруг: можно просить у ребят все, что угодно, за право откусить кусочек этого коня.

Когда мальчик набрал ягод, местный озорник Санька взял «на слабо», и все ягоды пришлось раздать ребятам. Потом до вечера резвились и озорничали. На реке поймали рыбу и растерзали ее. Сбили камнем ласточку так, что она умерла. Забегали в пещеру, в которой нечистая сила жила. Только к вечеру мальчик вспомнил о пустом коробе, который дала бабушка под ягоды.

Санька предложил набить короб травой, а сверху присыпать земляникой. Идея автору понравилась, ион так и сделал. Бабушка ничего не заметила, даже обрадовалась, сказав, что так и будет продавать. Обрадовавшись, мальчик рассказал об этом Саньке. Хитрый малец за свое молчание потребовал калач. Автор носил калачи до тех пор, пока Санька не наелся.

Перед сном мальчик думал об обмане и воровстве. Он решил вообще не спать, а дождаться, когда проснется бабушка, и все ей рассказать. Но сон взял свое. Когда автор проснулся, бабушки уже не было.

Целый день он провел на речке с Санькой. Ловили рыбу, жарили ее, а из головы не выходила мысль об обмане. Мальчик постоянно думал о том, как его бабушка накажет. Иногда мысли были просто чудовищными: может лодка, на которой бабушка уплыла, перевернется, и она утонет. Но, вспомнив про утонувшую мать, мальчик гнал от себя подобные думы. Санька предложил изобразить себя потерявшимся, чтобы вызвать горе и слезы бабушки. Но автор твердо решил не слушать больше товарища.

К вечеру вернулась бабушка. Автор убежал от нее и играл до самой темноты. Возвращаться домой не хотелось, думал заночевать у знакомых. Но тетя Феня за руку отвела мальчика. Лег он в кладовке. Тетя Феня о чем-то разговаривала с бабушкой. Потом она ушла, и стало тихо. Автор догадался, то его обман раскрыт.

Мальчик лежал и вспоминал тот день, когда утонула мать. Бабушка не уходила с берега, звала ее, надеялась на какую-то милость реки. Лишь на шестые сутки ее отвели домой. И там она лежала на полу и громко стонала. Позднее мальчик узнал, что лодка, на которой плыла мать, была забита бабками и их товаром. Под такой тяжестью она перевернулась. Мать ударилась головой о причал и зацепилась косой. Долго ее не могли найти, пока волосы не разорвались.

Утром мальчик увидел бабушку, которая рассказывала дедушке, вернувшемуся ночью, о своей поездке. Короб с земляникой, которую сиротинушка собирал, сразу купила какая-то дамочка. Пришла соседка, и бабушка начала рассказывать ей ту же историю с обманом, причитая и сокрушаясь над тем, что же вырастет из маленького лгуна. Она многим в то утро рассказала о проступке внука.

Мальчик все лежал в кладовке, погруженный в свои размышления об обмане. Ему хотелось провалиться от стыда, и даже умереть. Зашел дедушка. Он погладил внука, и тот расплакался. Дедушка посоветовал искренне попросить прощения.

Мальчик вошел в избу, но от слез ничего не мог сказать бабушке, кроме каких-то несвязных слов, отдаленно напоминавших извинения. Женщина отправила внука умываться и усадила за стол завтракать. Дед был рядом для поддержки. Мальчик понял, что с плутовством надо завязывать, а также иметь свое мнение. Слушая иногда других, поступая неправильно порой, можно во взрослой жизни оказаться в тюрьме.

Так всхлипывая, мальчик сидел за столом с опущенной головой. А когда он поднял глаза, то увидел перед собой пряник – белого коня с розовой гривой. Мальчик закрыл глаза и вновь открыл, не веря в то, что это все настоящее.

Картинка или рисунок Конь с розовой гривой

Другие пересказы и отзывы для читательского дневника

• Краткое содержание Островский Лес

  Начинается история с того, что к Аксюше пристаёт Буланов (студент-неудачник). Он думает, что в фаворитах у барыни, поэтому всё ему позволено. Однако ему возражают, что барская воля меняется по семь раз на дню, лучше всего влиять на саму барыню

• Краткое содержание Булгаков Белая гвардия

  События романа разворачиваются в морозный декабрь 1918 года. Умирает мать Турбинных. Алексей, Лена и Николка тяжело переживают потерю близкого человека.

• Краткое содержание Шукшин Ванька Тепляшин

  Ванька Тепляшин молодой деревенский парень. Он трудится шофером. Однажды у него обнаружили болезнь, язву двенадцатиперстной кишки. Шофера положили в больницу, сначала его лечили в родном селе, а потом перевели в город.

• Краткое содержание Мученики сцены Искандера

  Евгений Дмитриевич работал артистом в драматическом театре и однажды он отправился в школу, чтобы заинтересовать и предложить детям учиться актерскому мастерству. Когда актер вошёл в класс и объяснил цель своего визита

• Краткое содержание Одоевский Бедный Гнедко

  Рассказ Владимира Одоевского «Бедный Гнедко» начинается с того, что на центральной набережной, где протекает рядом река Нева, пробегает лошадка с бричкой. Главным наблюдателем этой сцены является автор

Бабушка возвратилась от соседей и сказала мне, что левонтьевские ребятишки собираются на увал по землянику, и велела сходить с ними.

Наберешь туесок. Я повезу свои ягоды в город, твои тоже продам и куплю тебе пряник.

Конем, баба?

Конем, конем.

Пряник конем! Это ж мечта всех деревенских малышей. Он белый-белый, этот конь. А грива у него розовая, хвост розовый, глаза розовые, копыта тоже розовые. Бабушка никогда не позволяла таскаться с кусками хлеба. Ешь за столом, иначе будет худо. Но пряник - совсем другое дело. Пряник можно сунуть под рубаху, бегать и слышать, как конь лягает копытами в голый живот. Холодея от ужаса - потерял, - хвататься за рубаху и со счастьем убеждаться - тут он, тут конь-огонь!

С таким конем сразу почету сколько, внимания! Ребята левонтьевские к тебе так и этак ластятся, и в чижа первому бить дают, и из рогатки стрельнуть, чтоб только им позволили потом откусить от коня либо лизнуть его. Когда даешь левонтьевскому Саньке или Таньке откусывать, надо держать пальцами то место, по которое откусить положено, и держать крепко, иначе Танька или Санька так цапнут, что останется от коня хвост да грива.

Левонтий, сосед наш, работал на бадогах вместе с Мишкой Коршуковым. Левонтий заготовлял лес на бадоги, пилил его, колол и сдавал на известковый завод, что был супротив села, по другую сторону Енисея. Один раз в десять дней, а может, и в пятнадцать я точно не помню, - Левонтий получал деньги, и тогда в соседнем доме, где были одни ребятишки и ничего больше, начинался пир горой. Какая-то неспокойность, лихорадка, что ли, охватывала не только левонтьевский дом, но и всех соседей. Ранним еще утром к бабушке забегала тетка Васеня - жена дяди Левонтия, запыхавшаяся, загнанная, с зажатыми в горсти рублями.

Да стой ты, чумовая! - окликала ее бабушка. - Сосчитать ведь надо.

Тетка Васеня покорно возвращалась, и, пока бабушка считала деньги, она перебирала босыми ногами, ровно горячий конь, готовый рвануть, как только приотпустят вожжи.

Бабушка считала обстоятельно и долго, разглаживая каждый рубль. Сколько я помню, больше семи или десяти рублей из «запасу» на черный день бабушка никогда Левонтьихе не давала, потому как весь этот «запас» состоял, кажется, из десятки. Но и при такой малой сумме заполошная Васеня умудрялась обсчитаться на рубль, когда и на целый трояк.

Ты как же с деньгами-то обращаешься, чучело безглазое! напускалась бабушка на соседку. - Мне рупь, другому рупь! Что же это получится? Но Васеня опять взметывала юбкой вихрь и укатывалась.

Передала ведь!

Бабушка еще долго поносила Левонтьиху, самого Левонтия, который, по ее убеждению, хлеба не стоил, а вино жрал, била себя руками по бедрам, плевалась, я подсаживался к окну и с тоской глядел на соседский дом.

Стоял он сам собою, на просторе, и ничего-то ему не мешало смотреть на свет белый кое-как застекленными окнами - ни забор, ни ворота, ни наличники, ни ставни. Даже бани у дяди Левонтия не было, и они, левонтьевские, мылись по соседям, чаще всего у нас, натаскав воды и подводу дров с известкового завода переправив.

В один благой день, может быть, и вечер дядя Левонтий качал зыбку и, забывшись, затянул песню морских скитальцев, слышанную в плаваниях, - он когда-то был моряком.

Приплыл по акияну

Из Африки матрос,

Малютку облизьяну

Он в ящике привез…

Семейство утихло, внимая голосу родителя, впитывая очень складную и жалостную песню. Село наше, кроме улиц, посадов и переулков, скроено и сложено еще и попесенно - у всякой семьи, у фамилии была «своя», коронная песня, которая глубже и полнее выражала чувства именно этой и никакой другой родни. Я и поныне, как вспомню песню «Монах красотку полюбил», - так и вижу Бобровский переулок и всех бобровских, и мураши у меня по коже разбегаются от потрясенности. Дрожит, сжимается сердце от песни «шахматовского колена»: «Я у окошечка сидела, Боже мой, а дождик капал на меня». И как забыть фокинскую, душу рвущую: «Понапрасну ломал я решеточку, понапрасну бежал из тюрьмы, моя милая, родная женушка у другого лежит на груди», или дяди моего любимую: «Однажды в комнате уютной», или в память о маме-покойнице, поющуюся до сих пор: «Ты скажи-ка мне, сестра…» Да где же все и всех-то упомнишь? Деревня большая была, народ голосистый, удалой, и родня в коленах глубокая и широкая.

Но все наши песни скользом пролетали над крышей поселенца дяди Левонтия - ни одна из них не могла растревожить закаменелую душу боевого семейства, и вот на тебе, дрогнули левонтьевские орлы, должно быть, капля-другая моряцкой, бродяжьей крови путалась в жилах детей, и она-то размыла их стойкость, и когда дети были сыты, не дрались и ничего не истребляли, можно было слышать, как в разбитые окна, и распахнутые двери выплескивается дружный хор:

Сидит она, тоскует

Все ночи напролет

И песенку такую

О родине поет:

«На теплом-теплом юге,

На родине моей,

Живут, растут подруги

И нет совсем людей…»

Дядя Левонтий подбуровливал песню басом, добавлял в нее рокоту, и оттого и песня, и ребята, и сам он как бы менялись обликом, красивше и сплоченней делались, и текла тогда река жизни в этом доме покойным, ровным руслом. Тетка Васеня, непереносимой чувствительности человек, оросив лицо и грудь слезьми, подвывая в старый прожженный фартук, высказывалась насчет безответственности человеческой - сгреб вот какой-то пьяный охламон облизьянку, утащил ее с родины невесть зачем и на че? А она вот, бедная, сидит и тоскует все ночи напролет… И, вскинувшись, вдруг впивалась мокрыми глазами в супруга - да уж не он ли, странствуя по белу свету, утворил это черно дело?! Не он ли свистнул облизьянку? Он ведь пьяный не ведает, чего творит!

Дядя Левонтий, покаянно принимающий все грехи, какие только возможно навесить на пьяного человека, морщил лоб, тужась понять: когда и зачем он увез из Африки обезьяну? И, коли увез, умыкнул животную, то куда она впоследствии делась?

Весною левонтьевское семейство ковыряло маленько землю вокруг дома, возводило изгородь из жердей, хворостин, старых досок. Но зимой все это постепенно исчезало в утробе русской печи, раскорячившейся посреди избы.

Танька левонтьевская так говаривала, шумя беззубым ртом, обо всем ихнем заведенье:

Зато как тятька шурунет нас - бегишь и не запнешша.

Сам дядя Левонтий в теплые вечера выходил на улицу в штанах, державшихся на единственной медной пуговице с двумя орлами, в бязевой рубахе, вовсе без пуговиц. Садился на истюканный топором чурбак, изображавший крыльцо, курил, смотрел, и если моя бабушка корила его в окно за безделье, перечисляла работу, которую он должен был, по ее разумению, сделать в доме и вокруг дома, дядя Левонтий благодушно почесывался.

Я, Петровна, слободу люблю! - и обводил рукою вокруг себя:

Хорошо! Как на море! Ништо глаз не угнетат!

Дядя Левонтий любил море, а я любил его. Главная цель моей жизни была прорваться в дом Левонтия после его получки, послушать песню про малютку обезьяну и, если потребуется, подтянуть могучему хору. Улизнуть не так-то просто. Бабушка знает все мои повадки наперед.

Нечего куски выглядывать, - гремела она. - Нечего этих пролетарьев объедать, у них самих в кармане - вошь на аркане.

Но если мне удавалось ушмыгнуть из дома и попасть к левонтьевским, тут уж все, тут уж я окружен бывал редкостным вниманием, тут мне полный праздник.

Выдь отсюдова! - строго приказывал пьяненький дядя Левонтий кому-нибудь из своих парнишек. И пока кто-либо из них неохотно вылезал из-за стола, пояснял детям свое строгое действие уже обмякшим голосом: - Он сирота, а вы всешки при родителях! - И, жалостно глянув на меня, взревывал: - Мать-то ты хоть помнишь ли? Я утвердительно кивал. Дядя Левонтий горестно облокачивался на руку, кулачищем растирал по лицу слезы, вспоминая; - Бадоги с ней по один год кололи-и-и! - И совсем уж разрыдавшись: - Когда ни придешь… ночь-полночь… пропа… пропащая ты голова, Левонтий, скажет и… опохмелит…

Тетка Васеня, ребятишки дяди Левонтия и я вместе с ними ударялись в рев, и до того становилось жалостно в избе, и такая доброта охватывала людей, что все-все высыпалось и вываливалось на стол и все наперебой угощали меня и сами ели уже через силу, потом затягивали песню, и слезы лились рекой, и горемычная обезьяна после этого мне снилась долго.

Поздно вечером либо совсем уже ночью дядя Левонтий задавал один и тот же вопрос: «Что такое жисть?!» После чего я хватал пряники, конфеты, ребятишки левонтьевские тоже хватали что попадало под руки и разбегались кто куда.

Последней ходу задавала Васеня, и бабушка моя привечала ее до утра. Левонтий бил остатки стекол в окнах, ругался, гремел, плакал.

На следующее утро он осколками стеклил окна, ремонтировал скамейки, стол и, полный мрака и раскаяния, отправлялся на работу. Тетка Васеня дня через три-четыре снова ходила по соседям и уже не взметывала юбкою вихрь, снова занимала до получки денег, муки, картошек - чего придется.

Вот с орлами-то дяди Левонтия и отправился я по землянику, чтобы трудом своим заработать пряник. Ребятишки несли бокалы с отбитыми краями, старые, наполовину изодранные на растопку, берестяные туески, кринки, обвязанные по горлу бечевками, у кого ковшики без ручек были. Парнишки вольничали, боролись, бросали друг в друга посудой, ставили подножки, раза два принимались драться, плакали, дразнились. По пути они заскочили в чей-то огород, и, поскольку там еще ничего не поспело, напластали беремя луку-батуна, наелись до зеленой слюны, остатки побросали. Оставили несколько перышек на свистульки. В обкусанные перья они пищали, приплясывали, под музыку шагалось нам весело, и мы скоро пришли на каменистый увал. Тут все перестали баловаться, рассыпались по лесу и начали брать землянику, только-только еще поспевающую, белобокую, редкую и потому особенно радостную и дорогую.

Я брал старательно и скоро покрыл дно аккуратненького туеска стакана на два-три.

Бабушка говорила: главное в ягодах - закрыть дно посудины. Вздохнул я с облегчением и стал собирать землянику скорее, да и попадалось ее выше по увалу больше и больше.

Левонтьевские ребятишки сначала ходили тихо. Лишь позвякивала крышка, привязанная к медному чайнику. Чайник этот был у старшего парнишки, и побрякивал он, чтобы мы слышали, что старшой тут, поблизости, и бояться нам нечего и незачем.

Вдруг крышка чайника забренчала нервно, послышалась возня.

Ешь, да? Ешь, да? А домой че? А домой че? - спрашивал старшой и давал кому-то тумака после каждого вопроса.

А-га-га-гааа! - запела Танька. - Шанька шажрал, дак ничо-о-о…

Попало и Саньке. Он рассердился, бросил посудину и свалился в траву. Старшой брал, брал ягоды да и задумался: он для дома старается, а те вон, дармоеды, жрут ягоды либо вовсе на траве валяются. Подскочил старшой и пнул Саньку еще раз. Санька взвыл, кинулся на старшого. Зазвенел чайник, брызнули из него ягоды. Бьются братья богатырские, катаются по земле, всю землянику раздавили.

После драки и у старшого опустились руки. Принялся он собирать просыпанные, давленые ягоды - и в рот их, в рот.

Значит, вам можно, а мне, значит, нельзя! Вам можно, а мне, значит, нельзя? - зловеще спрашивал он, пока не съел все, что удалось собрать.

Вскоре братья как-то незаметно помирились, перестали обзываться и решили спуститься к Фокинской речке, побрызгаться.

Мне тоже хотелось к речке, тоже бы побрызгаться, но я не решался уйти с увала, потому что еще не набрал полную посудину.

Бабушки Петровны испугался! Эх ты! - закривлялся Санька и назвал меня поганым словом. Он много знал таких слов. Я тоже знал, научился говорить их у левонтьевских ребят, но боялся, может, стеснялся употреблять поганство и несмело заявил:

Зато мне бабушка пряник конем купит!

Может, кобылой? - усмехнулся Санька, плюнул себе под ноги и тут же что-то смекнул; - Скажи уж лучше - боишься ее и еще жадный!

А хочешь, все ягоды съем? - сказал я это и сразу покаялся, понял, что попался на уду. Исцарапанный, с шишками на голове от драк и разных других причин, с цыпками на руках и ногах, с красными окровенелыми глазами, Санька был вреднее и злее всех левонтьевских ребят.

Слабо! - сказал он.

Мне слабо! - хорохорился я, искоса глядя в туесок. Там было ягод уже выше середины. - Мне слабо?! - повторял я гаснущим голосом и, чтобы не спасовать, не струсить, не опозориться, решительно вытряхнул ягоды на траву: - Вот! Ешьте вместе со мной!

Навалилась левонтьевская орда, ягоды вмиг исчезли. Мне досталось всего несколько малюсеньких, гнутых ягодок с прозеленью. Жалко ягод. Грустно. Тоска на сердце - предчувствует оно встречу с бабушкой, отчет и расчет. Но я напустил на себя отчаянность, махнул на все рукой - теперь уже все равно. Я мчался вместе с левонтьевскими ребятишками под гору, к речке, и хвастался:

Я еще у бабушки калач украду!

Парни поощряли меня, действуй, мол, и не один калач неси, шанег еще прихвати либо пирог - ничего лишнее не будет.

Бегали мы по мелкой речке, брызгались студеной водой, опрокидывали плиты и руками ловили подкаменщика - пищуженца. Санька ухватил эту мерзкую на вид рыбину, сравнил ее со срамом, и мы растерзали пищуженца на берегу за некрасивый вид. Потом пуляли камни в пролетающих птичек, подшибли белобрюшку. Мы отпаивали ласточку водой, но она пускала в речку кровь, воды проглотить на могла и умерла, уронив головку. Мы похоронили беленькую, на цветочек похожую птичку на берегу, в гальке и скоро забыли о ней, потому что занялись захватывающим, жутким делом: забегали в устье холодной пещеры, где жила (это в селе доподлинно знали) нечистая сила. Дальше всех в пещеру забежал Санька - его и нечистая сила не брала!

Это еще че! - хвалился Санька, воротившись из пещеры. - Я бы дальше побег, в глыбь побег ба, да босый я, там змеев гибель.

Жмеев?! - Танька отступила от устья пещеры и на всякий случай подтянула спадающие штанишки.

Домовниху с домовым видел, - продолжал рассказывать Санька.

Хлопуша! Домовые на чердаке живут да под печкой! - срезал Саньку старшой.

Санька смешался было, однако тут же оспорил старшого:

Дак тама какой домовой-то? Домашний. А тут пещернай. В мохе весь, серай, дрожмя дрожит - студено ему. А домовниха худа-худа, глядит жалобливо и стонет. Да меня не подманишь, подойди только схватит и слопает. Я ей камнем в глаз залимонил!..

Может, Санька и врал про домовых, но все равно страшно было слушать, чудилось - вот совсем близко в пещере кто-то все стонет, стонет. Первой дернула от худого места Танька, следом за нею и остальные ребята с горы посыпались. Санька свистнул, заорал дурноматом, поддавая нам жару.

Так интересно и весело мы провели весь день, и я совсем уже забыл про ягоды, но наступила пора возвращаться домой. Мы разобрали посуду, спрятанную под деревом.

Задаст тебе Катерина Петровна! Задаст! - заржал Санька. Ягоды-то мы съели! Ха-ха! Нарошно съели! Ха-ха! Нам-то ништяк! Ха-ха! А тебе-то хо-хо!..

Я и сам знал, что им-то, левонтьевским, «ха-ха!», а мне «хо-хо!». Бабушка моя, Катерина Петровна, не тетка Васеня, от нее враньем, слезами и разными отговорками не отделаешься.

Тихо плелся я за левонтьевскими ребятами из лесу. Они бежали впереди меня гурьбой, гнали по дороге ковшик без ручки. Ковшик звякал, подпрыгивал на камнях, от него отскакивали остатки эмалировки.

Знаешь че? - проговорив с братанами, вернулся ко мне Санька. - Ты в туес травы натолкай, сверху ягод - и готово дело! Ой, дитятко мое! - принялся с точностью передразнивать мою бабушку Санька. - Пособил тебе воспо-одь, сиротинке, пособи-ил. И подмигнул мне бес Санька, и помчался дальше, вниз с увала, домой.

А я остался.

Утихли голоса ребятни под увалом, за огородами, жутко сделалось. Правда, село здесь слышно, а все же тайга, пещера недалеко, в ней домовниха с домовым, змеи кишмя кишат. Повздыхал я, повздыхал, чуть было не всплакнул, но надо было слушать лес, траву, домовые из пещеры не подбираются ли. Тут хныкать некогда. Тут ухо востро держи. Я рвал горстью траву, а сам озирался по сторонам. Набил травою туго туесок, на бычке, чтоб к свету ближе и дома видать, собрал несколько горсток ягодок, заложил ими траву - получилось земляники даже с копной.

Дитятко ты мое! - запричитала бабушка, когда я, замирая от страха, передал ей посудину. - Восподь тебе пособил, воспо-дь! Уж куплю я тебе пряник, самый большущий. И пересыпать ягодки твои не стану к своим, прямо в этом туеске увезу…

Отлегло маленько.

Я думал, сейчас бабушка обнаружит мое мошенничество, даст мне что полагается, и уже приготовился к каре за содеянное злодейство. Но обошлось. Все обошлось. Бабушка унесла туесок в подвал, еще раз похвалила меня, дала есть, и я подумал, что бояться мне пока нечего и жизнь не так уж худа.

Я поел, отправился на улицу играть, и там дернуло меня сообщить обо всем Саньке.

А я расскажу Петровне! А я расскажу!..

Не надо, Санька!

Принеси калач, тогда не расскажу.

Я пробрался тайком в кладовку, вынул из ларя калач и принес его Саньке, под рубахой. Потом еще принес, потом еще, пока Санька не нажрался.

«Бабушку надул. Калачи украл! Что только будет?» - терзался я ночью, ворочаясь на полатях. Сон не брал меня, покой «андельский» не снисходил на мою жиганью, на мою варначью душу, хотя бабушка, перекрестив на ночь, желала мне не какого-нибудь, а самого что ни на есть «андельского», тихого сна.

Ты чего там елозишь? - хрипло спросила из темноты бабушка. - В речке небось опять бродил? Ноги опять болят?

Не-е, - откликнулся я. - Сон приснился…

Спи с Богом! Спи, не бойся. Жизнь страшнее снов, батюшко…

«А что, если слезть с полатей, забраться к бабушке под одеяло и все-все рассказать?»

Я прислушался. Снизу доносилось трудное дыхание старого человека. Жалко будить, устала бабушка. Ей рано вставать. Нет уж, лучше я не буду спать до утра, скараулю бабушку, расскажу обо всем: и про туесок, и про домовниху с домовым, и про калачи, и про все, про все…

От этого решения мне стало легче, и я не заметил, как закрылись глаза. Возникла Санькина немытая рожа, потом замелькал лес, трава, земляника, завалила она и Саньку, и все, что виделось мне днем.

На полатях запахло сосняком, холодной таинственной пещерой, речка прожурчала у самых ног и смолкла…

Дедушка был на заимке, километрах в пяти от села, в устье реки Маны. Там у нас посеяна полоска ржи, полоска овса и гречи да большой загон посажен картошек. О колхозах тогда еще только начинались разговоры, и селяне наши жили пока единолично. У дедушки на заимке я любил бывать. Спокойно у него там, обстоятельно, никакого утеснения и надзора, бегай хоть до самой ночи. Дедушка никогда и ни на кого не шумел, работал неторопливо, но очень уемисто и податливо.

Ах, если бы заимка была ближе! Я бы ушел, скрылся. Но пять километров для меня были тогда непреодолимым расстоянием. И Алешки нет, чтобы с ним вместе умотать. Недавно приезжала тетка Августа и забрала Алешку с собой на лесоучасток, куда она поступила работать.

Слонялся я, слонялся по пустой избе и ничего другого не мог придумать, как податься к левонтьевским.

Уплыла Петровна! - ухмыльнулся Санька и цыркнул слюной в дырку меж передних зубов. У него в этой дырке мог поместиться еще один зуб, и мы были без ума от этой Санькиной дырки. Как он в нее цыркал слюной!

Санька собирался на рыбалку, распутывал леску. Малые его братья и сестры толкались подле, бродили вокруг скамеек, ползали, ковыляли на кривых ногах.

Санька раздавал затрещины направо и налево - малые лезли под руку, путали леску.

Крючка нету, - сердито буркнул он, - проглотил, должно, который-то.

Ништя-ак! - успокоил меня Санька. - Переварят. У тебя много крючков, дай. Я тебя с собой возьму.

Я помчался домой, схватил удочки, хлеба в карман сунул, и мы подались к каменным бычкам, за поскотину, спускавшуюся прямо в Енисей по-за логом.

Старшого дома не было. Его взял с собой «на бадоги» отец, и Санька командовал напропалую. Поскольку был он сегодня старшим и чувствовал большую ответственность, то уж не задирался зря и, мало того, усмирял «народ», если тот начинал свалку.

У бычков Санька поставил удочки, наживил червяков, поклевал на них и «с руки» закинул лески, чтобы дальше закинулось, - всем известно: чем дальше и глубже, тем больше рыбы и крупней она.

Ша! - вытаращил глаза Санька, и мы покорно замерли. Долго не клевало. Мы устали ждать, начали толкаться, хихикать, дразниться. Санька терпел, терпел и прогнал нас искать щавель, береговой чеснок, дикую редьку, иначе, мол, он за себя не ручается, иначе он всем нам нащелкает. Левонтьевские ребята умели пропитаться «от земли», ели все, что Бог пошлет, ничем не брезговали и оттого были краснорожие, сильные, ловкие, особенно за столом.

Без нас у Саньки в самом деле заклевало. Пока мы собирали пригодную для жратвы зелень, он вытащил двух ершей, пескаря и белоглазого ельчика. Развели огонь на берегу. Санька вздел на палочки рыб, приспособил их жарить, ребятишки окружили костерок и не спускали глаз с жарева. «Са-ань! - заныли они скоро. - Уж изварилось! Са-ань!..»

Н-ну, прорвы! Н-ну, прорвы! Ужели не видите, что ерш жабрами зеват? Токо бы слопать поскореича. А ну как брюхо схватит, понос ешли?..

Понос у Витьки Катерининого быват. У нас не-эт.

Я че сказал?!

Смолкли орлы боевые. С Санькой не больно турусы разведешь, он, чуть чего, и навтыкает. Терпят малые, швыркают носами; норовят огонь пожарче сладить. Однако терпенья хватает ненадолго.

Ну, Са-ань, вон уж прямо уголь…

Подавитесь!

Ребята сцапали палочки с жареной рыбой, разорвали на лету и на лету же, постанывая от горячего, съели их почти сырыми, без соли и хлеба, съели и в недоумении огляделись: уже?! Столько ждали, столько терпели и только облизнулись. Хлеб мой ребятишки тоже незаметно смолотили и занялись кто чем: вытаскивали из норок береговушек, «блинали» каменными плиточками по воде, пробовали купаться, но вода была еще холодная, быстро выскочили из реки отогреваться у костра. Отогрелись и упали в еще низкую траву, чтоб не видать, как Санька жарит рыбу, теперь уже себе, теперь его черед, и тут уж проси не проси - могила. Не даст, потому как сам пожрать любит пуще всех.

День был ясный, летний. Сверху пекло. Возле поскотины клонились к земле рябенькие кукушкины башмачки. На длинных хрустких стеблях болтались из стороны в сторону синие колокольчики, и, наверное, только пчелы слышали, как они звенели. Возле муравейника на обогретой земле лежали полосатые цветки-граммофончики, и в голубые их рупоры совали головы шмели. Они надолго замирали, выставив мохнатые зады, должно быть, заслушивались музыкой. Березовые листья блестели, осинник сомлел от жары, сосняк по увалам был весь в синем куреве. Над Енисеем солнечно мерцало. Сквозь это мерцание едва проглядывали красные жерла известковых печей, полыхающих по ту сторону реки. Тени скал лежали недвижно на воде, и светом их размыкало, рвало в клочья, будто старое тряпье. Железнодорожный мост в городе, видимый из нашего села в ясную погоду, колыхался тонким кружевцем, и, если долго смотреть на него, - кружевце истоньшалось и рвалось.

Оттуда, из-за моста, должна приплыть бабушка. Что только будет! И зачем я так сделал? Зачем послушался левонтьевских? Вон как хорошо было жить. Ходи, бегай, играй и ни о чем не думай. А теперь что? Надеяться теперь не на что. Разве что на нечаянное какое избавление. Может, лодка опрокинется и бабушка утонет? Нет уж, лучше пусть не опрокидывается. Мама утонула. Чего хорошего? Я нынче сирота. Несчастный человек. И пожалеть меня некому. Левонтий только пьяный жалеет да еще дедушка - и все, бабушка только кричит, еще нет-нет да поддаст - у нее не задержится. Главное, дедушки нет. На заимке дедушка. Он бы не дал меня в обиду. Бабушка и на него кричит: «Потатчик! Своим всю жизнь потачил, теперь этого!..»«Дедушка ты дедушка, хоть бы ты в баню мыться приехал, хоть бы просто так приехал и взял бы меня с собою!»

Ты чего нюнишь? - наклонился ко мне Санька с озабоченным видом.

Ништя-ак! - утешил меня Санька. - Не ходи домой, и все! Заройся в сено и притаись. Петровна видела у твоей матери глаз приоткрытый, когда ее хоронили. Боится - ты тоже утонешь. Вот она как запричитает: «Утону-у-ул мой дитятко, спокинул меня, сиротиночка», - ты тут и вылезешь!..

Не буду так делать! - запротестовал я. - И слушаться тебя не буду!..

Ну и лешак с тобой! Об тебе же стараются. Во! Клюнуло! У тебя клюнуло!

Я свалился с яра, переполошив береговушек в дырках, и рванул удочку. Попался окунь. Потом ерш. Подошла рыба, начался клев. Мы наживляли червяков, закидывали.

Не перешагивай через удилище! - суеверно орал Санька на совсем ошалевших от восторга малышей и таскал, таскал рыбешек. Парнишонки надевали их на ивовый прут, опускали в воду и кричали друг на дружку: «Кому говорено - не пересекай удочку?!»

Вдруг за ближним каменным бычком защелкали по дну кованые шесты, из-за мыса показалась лодка. Трое мужиков разом выбрасывали из воды шесты. Сверкнув отшлифованными наконечниками, шесты разом падали в воду, и лодка, зарывшись по обводы в реку, рвалась вперед, откидывая на стороны волны. Взмах шестов, перекидка рук, толчок - лодка вспрыгнула носом, ходко подалась вперед. Она ближе, ближе. Вот уж кормовой двинул шестом, и лодка кивнула в сторону от наших удочек. И тут я увидел сидящего на беседке еще одного человека. Полушалок на голове, концы его пропущены под мышки и крест-накрест завязаны на спине. Под полушалком крашенная в бордовый цвет кофта. Вынималась эта кофта из сундука по большим праздникам и по случаю поездки в город.

Я рванул от удочек к яру, подпрыгнул, ухватился за траву, засунув большой палец ноги в норку. Подлетела береговушка, тюкнула меня по голове, я с перепугу упал на комья глины, подскочил и бежать по берегу, прочь от лодки.

Ты куда! Стой! Стой, говорю! - кричала бабушка.

Я мчался во весь дух.

Я-а-авишша, я-авишша домой, мошенник!

Мужики поддали жару.

Держи его! - крикнули из лодки, и я не заметил, как оказался на верхнем конце села, куда и одышка, всегда меня мучающая, девалась! Я долго отдыхивался и скоро обнаружил подступает вечер - волей-неволей надо возвращаться домой. Но я не хотел домой и на всякий случай подался к двоюродному братишке Кеше, дяди Ваниному сыну, жившему здесь, на верхнем краю села.

Мне повезло. Возле дяди Ваниного дома играли в лапту. Я ввязался в игру и пробегал до темноты. Появилась тетя Феня, Кешкина мать, и спросила меня:

Ты почему домой не идешь? Бабушка потеряет тебя.

Не-е, - ответил я как можно беспечнее. - Она в город уплыла. Может, ночует там.

Тетя Феня предложила мне поесть, и я с радостью смолотил все, что она мне дала, тонкошеий Кеша попил вареного молока, и мать ему сказала с укором:

Все на молочке да на молочке. Гляди вон, как ест парнишка, оттого и крепок, как гриб боровик. - Мне поглянулась тети Фенина похвала, и я уже тихо надеяться стал, что она меня и ночевать оставит.

Но тетя Феня порасспрашивала, порасспрашивала меня обо всем, после чего взяла за руку и отвела домой.

В нашей избе уже не было свету. Тетя Феня постучала к окно. «Не заперто!» - крикнула бабушка. Мы вошли в темный и тихий дом, где только и слышалось многокрылое постукивание бабочек да жужжание бьющихся о стекло мух.

Тетя Феня оттеснила меня в сени, втолкнула в пристроенную к сеням кладовку. Там была налажена постель из половиков и старого седла в головах - на случай, если днем кого-то сморит жара и ему захочется отдохнуть в холодке.

Я зарылся в половик, притих, слушая.

Тетя Феня и бабушка о чем-то разговаривали в избе, но о чем не разобрать. В кладовке пахло отрубями, пылью и сухой травой, натыканной во все щели и под потолком. Трава эта все чего-то пощелкивала да потрескивала. Тоскливо было в кладовке. Темень была густа, шероховата, заполненная запахами и тайной жизнью. Под полом одиноко и робко скреблась мышь, голодающая из-за кота. И все потрескивали сухие травы да цветы под потолком, открывали коробочки, сорили во тьму семечки, два или три запутались в моих полосах, но я их не вытаскивал, страшась шевельнуться.

На селе утверждалась тишина, прохлада и ночная жизнь. Убитые дневною жарою собаки приходили в себя, вылазили из-под сеней, крылец, из конур и пробовали голоса. У моста, что положен через Фокинскую речку, пиликала гармошка. На мосту у нас собирается молодежь, пляшет там, поет, пугает припозднившихся ребятишек и стеснительных девчонок.

У дяди Левонтия спешно рубили дрова. Должно быть, хозяин принес чего-то на варево. У кого-то левонтьевские «сбодали» жердь? Скорей всего у нас. Есть им время промышлять в такую пору дрова далеко…

Ушла тетя Феня, плотно прикрыла дверь в сенках. Воровато прошмыгнул ко крыльцу кот. Под полом стихла мышь. Стало совсем темно и одиноко. В избе не скрипели половицы, не ходила бабушка. Устала. Не ближний путь в город-то! Восемнадцать верст, да с котомкой. Мне казалось, что, если я буду жалеть бабушку, думать про нее хорошо, она об этом догадается и все мне простит. Придет и простит. Ну разок и щелкнет, так что за беда! За такое дело и не разок можно…

Однако бабушка не приходила. Мне сделалось холодно. Я свернулся калачиком и дышал себе на грудь, думая про бабушку и про все жалостное.

Когда утонула мама, бабушка не уходила с берега, ни унести, ни уговорить ее всем миром не могли. Она все кликала и звала маму, бросала в реку крошки хлебушка, серебрушки, лоскутки, вырывала из головы волосы, завязывала их вокруг пальца и пускала по течению, надеясь задобрить реку, умилостивить Господа.

Лишь на шестые сутки бабушку, распустившуюся телом, почти волоком утащили домой. Она, словно пьяная, бредово что-то бормотала, руки и голова ее почти доставали землю, волосья на голове расплетались, висели над лицом, цеплялись за все и оставались клочьями на бурьянe. на жердях и на заплотах.

Бабушка упала среди избы на голый пол, раскинув руки, и так вот спала, не раздетая, в скоробленных опорках, словно плыла куда-то, не издавая ни шороха, ни звука, и доплыть не могла. В доме говорили шепотом, ходили ца цыпочках, боязно наклонялись над бабушкой, думая, что она умерла. Но из глубины бабушкиного нутра, через стиснутые зубы шел непрерывный стон, словно бы придавило что-то или кого-то там, в бабушке, и оно мучилось от неотпускающей, жгучей боли.

Очнулась бабушка ото сна сразу, огляделась, будто после обморока, и стала подбирать волосы, сплетать их в косу, держа тряпочку для завязки косы в зубах. Деловито и просто не сказала, а выдохнула она из себя: «Нет, не дозваться мне Лиденьку, не дозваться. Не отдает ее река. Близко где-то, совсем близко держит, но не отдает и не показывает…»

А мама и была близко. Ее затянуло под сплавную бону против избы Вассы Вахрамеевны, она зацепилась косой за перевязь бон и моталась, моталась там до тех пор, пока не отопрели волосы и не оторвало косу. Так они и мучились: мама в воде, бабушка на берегу, мучились страшной мукой неизвестно за чьи тяжкие грехи…

Бабушка узнала и рассказала мне, когда я подрос, что в маленькую долбленую лодку набилось восемь человек отчаянных овсянских баб и один мужик на корме - наш Кольча-младший. Бабы все с торгом, в основном с ягодой - земляникой, и, когда лодка опрокинулась, по воде, ширясь, понеслась красная яркая полоса, и сплавщики с катера, спасавшие людей, закричали: «Кровь! Кровь! Разбило о бону кого-то…» Но по реке плыла земляника. У мамы тоже была кринка земляники, и алой струйкой слилась она с красной полосой. Может, и мамина кровь от удара головой о бону была там, текла и вилась вместе с земляникой по воде, да кто ж узнает, кто отличит в панике, в суете и криках красное от красного?

Проснулся я от солнечного луча, просочившегося в мутное окошко кладовки и ткнувшегося мне в глаза. В луче мошкой мельтешила пыль. Откуда-то наносило заимкой, пашнею. Я огляделся, и сердце мое радостно подпрыгнуло: на меня был накинут дедушкин старенький полушубок. Дедушка приехал ночью. Красота! На кухне бабушка кому-то обстоятельно рассказывала:

- …Культурная дамочка, в шляпке. «Я эти вот ягодки все куплю». Пожалуйста, милости прошу. Ягодки-то, говорю, сиротинка горемышный собирал…

Тут я провалился сквозь землю вместе с бабушкой и уже не мог и не желал разбирать, что говорила она дальше, потому что закрылся полушубком, забился в него, чтобы скорее помереть. Но сделалось жарко, глухо, стало нечем дышать, и я открылся.

Своих вечно потачил! - гремела бабушка. - Теперь этого! А он уж мошенничат! Че потом из него будет? Жиган будет! Вечный арестант! Я вот еще левонтьевских, пятнай их, в оборот возьму! Это ихняя грамота!..

Убрался дед во двор, от греха подальше, чего-то тюкает под навесом. Бабушка долго одна не может, ей надо кому-то рассказывать о происшествии либо разносить вдребезги мошенника, стало быть, меня, и она тихонько прошла по сеням, приоткрыла дверь в кладовку. Я едва успел крепко-накрепко сомкнуть глаза.

Не спишь ведь, не спишь! Все-о вижу!

Но я не сдавался. Забежала в дом тетка Авдотья, спросила, как «тета» сплавала в город. Бабушка сказала, что «сплавала, слава Тебе, Господи, ягоденки продала сходно», и тут же принялась повествовать:

Мой-то! Малой-то! Чего утворил!.. Послушай-ко, послушай-ко, девка!

В это утро к нам приходило много людей, и всех бабушка задерживала, чтоб поведать: «А мой-то! Малой-то!» И это ей нисколько не мешало исполнять домашние дела - она носилась взад-вперед, доила корову, выгоняла ее к пастуху, вытряхивала половики, делала разные свои дела и всякий раз, пробегая мимо дверей кладовки, не забывала напомнить:

Не спишь ведь, не спишь! Я все-о вижу!

В кладовку завернул дедушка, вытянул из-под меня кожаные вожжи и подмигнул:

«Ничего, дескать, терпи и не робей!», да еще и по голове меня погладил. Я заширкал носом и так долго копившиеся слезы ягодой, крупной земляникой, пятнай ее, сыпанули из моих глаз, и не было им никакого удержу.

Ну, што ты, што ты? - успокаивал меня дед, обирая большой рукой слезы с моего лица. - Чего голоднай-то лежишь? Попроси прошшенья… Ступай, ступай, - легонько подтолкнул меня дед в спину.

Придерживая одной рукой штаны, прижав другую локтем к глазам, я ступил в избу и завел:

Я больше… Я больше… Я больше… - и ничего не мог дальше сказать.

Ладно уж, умывайся да садись трескать! - все еще непримиримо, но уже без грозы, без громов оборвала меня бабушка. Я покорно умылся, долго возил по лицу сырым рукотерником и вспомнил, что ленивые люди, по заверению бабушки, всегда сырым утираются, потому что всех позднее встают. Надо было двигаться к столу, садиться, глядеть на людей. Ах ты Господи! Да чтобы я еще хоть раз сплутовал! Да я…

Содрогаясь от все еще не прошедших всхлипов, я прилепился к столу. Дед возился на кухне, сматывал на руку старую, совсем, понимал я, ненужную ему веревку, чего-то доставал с полатей, вынул из-под курятника топор, попробовал пальцем острие. Он ищет и находит заделье, чтоб только не оставлять горемычного внука один на один с «генералом» - так он в сердцах или в насмешку называет бабушку. Чувствуя незримую, но надежную поддержку деда, я взял со стола краюху и стал есть ее всухомятку. Бабушка одним махом плеснула молоко, со стуком поставила посудину передо мной и подбоченилась:

Брюхо болит, на краюху глядит! Эшь ведь какой смирененькай! Эшь ведь какой тихонькай! И молочка не попросит!..

Дед мне подморгнул - терпи. Я и без него знал: Боже упаси сейчас перечить бабушке, сделать чего не по ее усмотрению. Она должна разрядиться и должна высказать все, что у нее на сердце накопилось, душу отвести и успокоить должна. И срамила же меня бабушка! И обличала же! Только теперь, поняв до конца, в какую бездонную пропасть ввергло меня плутовство и на какую «кривую дорожку» оно меня еще уведет, коли я так рано взялся шаромыжничать, коли за лихим людом потянулся на разбой, я уж заревел, не просто раскаиваясь, а испугавшись, что пропал, что ни прощенья, ни возврата нету…

Даже дед не выдержал бабушкиных речей и моего полного раскаянья. Ушел. Ушел, скрылся, задымив цигаркой, дескать, мне тут ни помочь, ни совладать, Бог пособляй тебе, внучек…

Бабушка устала, выдохлась, а может, и почуяла, что уж того она, лишковато все ж меня громила.

Было покойно в избе, однако все еще тяжело. Не зная, что делать, как дальше жить, я разглаживал заплатку на штанах, вытягивал из нее нитки. А когда поднял голову, увидел перед собой…

Я зажмурился и снова открыл глаза. Еще раз зажмурился, еще раз открыл. По скобленому кухонному столу, будто по огромной земле, с пашнями, лугами и дорогами, на розовых копытцах, скакал белый конь с розовой гривой.

Бери, бери, че смотришь? Глядишь, зато еще когда омманешь баушку…

Сколько лет с тех пор прошло! Сколько событий минуло. Нет в живых дедушки, нет и бабушки, да и моя жизнь клонится к закату, а я все не могу забыть бабушкиного пряника - того дивного коня с розовой гривой.

Рассказ Виктора Астафьева «Конь с розовой гривой» является автобиографическим. Автор написал об эпизоде своего детства, который помнит до сих пор, как он, чтобы заполучить пряник в виде коня с розовой гривой, обманул бабушку, на это его надоумил соседский мальчишка Санька. Рассказ написан от лица мальчика Вити.

Вконтакте

Краткое содержание рассказа «Конь с розовой гривой»

Витя с Левонтьевскими ребятишками отправляется на увал за земляникой . Бабушка Катерина Петровна пообещала мальчику, что продаст его туесок с земляникой и привезёт пряник в виде коня с розовой гривой. Мальчик собрал почти было более половины туеска. Но соседский Санька спровоцировал его высыпать все ягоды на траву, и Левонтьевская «орда» всё съела.

Потом ребята пробаловались весь день у реки, а когда день клонился к закату, не с чем им было возвращаться домой. Хитрый Санька подучил Витю натолкать в туесок травы и присыпать горстью ягод. Опасаясь бабушку, он так и сделал. Хотя знал, что возмездие неизбежно.

Бабушка отвезла в город на базар ягоды , ничего не подозревая, обман вскрылся только при продаже. Когда Катерина Петровна приплыла из города, на следующий день она устроила внуку разнос в виде того, что всякому встречному рассказывала, какой он мошенник и что из него вырастет.

Витя и так уже раскаялся, на счастье, в этот день вернулся дед с заимки, который жалел внука, он и подсказал ему, что делать нечего, надо просить у бабушки прощение. Бабушка простила, а пряник конём для внука припасла.

Краткий пересказ рассказа «Конь с розовой гривой»

План краткого пересказа «Конь с розовой гривой»:

Рассмотрим теперь более подробно каждый пункт .

Рассказ начинается с того, что бабушка пришла от соседей, их ребята собирались идти за земляникой на увал. И велела внуку сходить с ними, за это привезёт ему пряник. Это мечта всех деревенских мальчишек, обладатель его достоин уважения и почёта.

Далее, автор рассказывает о соседях : дяди Левонтии, его жене Васены и кучи их ребятишек. Дядя Левонтий занимался заготовкой леса. В день получки у них в доме был пир горой, а жена дяди Левонтия Васеня шла раздавать долги, в том числе и бабушке Катерине, и при незначительной сумме долга в 7 или 10 рублей». Для Вити было целью жизни пробраться в дом дяди Левонтия в день его зарплаты, послушать песню про «малютку облизьну», Левонтий жалел внука Катерины Петровны, как сироту и всегда сажал его за стол. Пиршество всегда заканчивалось дебошем Левонтия, а его жена опять принималась ходить занимать у соседей до следующей получки.

С Левонтьевскими ребятами Витя отправился собирать землянику. По дороге на увал детвора балуется, безобразничает, например, забрела в чей-то огород, а там ничего, кроме лука-батуна, не было, так они и его нарвали. На увале Левонтьевские ребята затеяли свару и съели всю землянику, которую собрали. Санька был самым вредным и злым подстрекателем, обозвал Витю жадиной и взял на «слабо», тот и высыпал всю свою землянику, которую левонтьевские мигом смели.

Остаток дня дети пробегали у реки, а вечером тот же Санька надоумил Витю обмануть бабушку и натолкать в корзинку травы и засыпать сверху ягод. Так он и сделал, и бабушка ничего не заметила, даже похвалила его. Потом мальчик похвастался Саньке о содеянном, а тот сказал, что всё расскажет бабуле, и Витя для него крал калачи у бабушки.

Ночью мальчик долго не мог заснуть, он уже жутко раскаивался о содеянном и хотел признаться во всём бабушке сам, но не стал тревожить её сон, а утром рано она уплыла в лодке в город на базар продавать ягоды.

На следующий день, томимый тяжелым предчувствием о том, что будет, когда бабушка вернется из города, ведь обман всё равно вскроется, Витя проводит на рыбалке с Санькой и его ребятами . Санька опять предлагает Витьке «план» — убежать из дома и спрятаться.На это Витя запротестовал уже.

Вечером бабуля вернулась из города и, завидев лодку, мальчик бросился наутёк. Он думал переночевать у двоюродного брата Кеши, но его мать, тётя Феня, накормила его, расспросила и сама отвела домой.
Эту ночь мальчик провёл в кладовке в сенях , там была устроена постель из половиков. Утром он увидел, что накрыт дедушкиным полушубком, чему очень обрадовался, поскольку дед всегда заступался за внука. Вот и в этот раз бабушка не на шутку рассердилась, поскольку только на базаре обнаружилось мошенничество внука. Всем, кого Катерина Петровна встречала в тот день, она рассказывала о жульничестве внука.

Бабушка простила внука, после того, как тот попросил у неё прощение, а пряник с конём всё равно ему привезла.

О чём рассказ «Конь с розовой гривой»

Содержание рассказа очень поучительно. Через него читатель видит, как маленький мальчик глубоко переживает из-за обмана, в который его втягивает соседский мальчик из неблагополучной семьи, который своим авторитетом пытается доминировать над всеми. Витя понимает насколько бабушка, которая его часто журит, хоть и за дело, безмерно его любит. Именно поэтому она привезла внуку пряник, несмотря на его обман. Поскольку она поняла откуда «ноги растут», школа соседских ребятишек.

В рассказе подняты три нравственные проблемы:

• Честности;
• Долга;
• Доброты.

Ещё один урок может извлечь читатель из рассказа — это не бояться просить прощения и всегда говорить правду, если даже очень стыдно и тяжело.